— Ты хороший мальчик, Дэвид. Ты был так добр к Софи. Мне хочется отблагодарить тебя.
Мне стало неловко, и я уставился на свои башмаки. Мне еще никто не говорил, что я хороший мальчик. Я не знал, что нужно отвечать.
— Софи тебе понравилась, правда? — спросила женщина, все еще глядя на меня.
— Да, — ответил я. — По-моему, она ужасно храбрая, ведь ей было так больно;
— Ты смог бы хранить тайну — очень важную тайну — ради нее?
— Да, конечно, — согласился я слегка неуверенно. Мне было невдомек, какая тут может быть тайна.
— Ты… ты видел ее ступню и… и пальцы? — Теперь женщина смотрела мне прямо в глаза. Я кивнул.
— Вот это и есть наша тайна, Дэвид, — пояснила она. — Никто не должен знать об этом. Раньше знали лишь мы с отцом, теперь и ты. Никто не должен знать, слышишь? Никто!
— Конечно, — согласился я.
Она замолкла. То есть голос ее замолк, но мысли-то продолжали нестись, как будто кто-то кричал «никто», «никогда», а странное эхо повторяло эти слова. Но вот все изменилось, она сделалась напряженной, напуганной и какой-то яростной. Нечего было и пытаться успокоить ее мысленно, поэтому я неуклюже попытался выразить словами свои чувства:
— Честное слово, никто и никогда!
— Это очень, очень важно, — настаивала миссис Вендор. — Ну как бы тебе объяснить?
Но зачем объяснять? Я слышал ее чувства и уже все понял. Слова не имели такой силы.
Она продолжала:
— Если кто-нибудь узнает, они… они жестоко накажут ее. И нас. Нужно постараться, чтобы этого не случилось.
Теперь ее волнение стало практически осязаемым, как железная дубинка.
— Из-за шести пальцев?
— Да. Это должно остаться нашей тайной. Обещаешь?
— Обещаю. Хотите, поклянусь?
— Нет, я тебе верю.
Она и не подозревала, как твердо я умел держать слово Никому не скажу, даже Розалинде. Но все же в душе моей осталось недоумение: столько переживаний — из-за таких маленьких пальчиков?.. Однако у взрослых так часто бывает, волнуются по пустякам. Так что я еще раз повторил, что буду молчать.
А мать Софи все смотрела на меня, только грустные глаза ее как бы ничего не видели. Я начал ерзать на стуле. Она сразу очнулась и улыбнулась. Улыбка у нее была добрая.
— Можно мне приходить поиграть с Софи? — спросил я, прежде чем уйти.
Миссис Вендер заколебалась, потом все же ответила:
— Хорошо, только пусть никто не знает, куда ты ходишь!
Я уже дошел до берега, направляясь к дому, и тут вдруг воскресные наставления соединились с реальностью. В уме у меня будто щелчок раздался, зазвучали слова: «…и каждая нога должна сгибаться в двух местах, и в конце стопы должно быть пять пальцев… — и так далее, до конца: — И всякое существо, во всем похожее на человека, но Ё чем-то отступающее от Нормы, не есть человек. Оно не является ни мужчиной, ни женщиной. Оно — хула истинному образу Господа и ненавистно ему».