Барри чувствовал себя очень взрослым: ведь он стойко перенес вермонтское разочарование. Он уже махнул рукой на то, чтобы видеться с Джастин на неделе, и работал допоздна, сосредоточившись на новом брэнде настолько, что забывал обо всем остальном. Он казался себе таким покладистым. Иногда добродетель заключается в том, чтобы прийти и выполнить всю ежедневную рутину, просто вычеркивая пункты из списка, только и всего. Не каждый день похож на вторую сторону «Abbey Road».
Позвонила секретарша Райнекера: требовалось немедленное присутствие Барри. Он профланировал по коридору к кабинету старика. Эберхарт и Териакис сидели в креслах, настороженные, с выжидающим видом. Что-то висело в воздухе.
Все молчали.
– Вы увольняете меня за утечки в прессе, – предположил он.
Молчание.
– Нарушение корпоративного стиля одежды?
Молчание.
– Она сказала, что ей восемнадцать!
– Мы изменяем концепцию «Кусочков фруктов», – начал Райнекер с фальшивым энтузиазмом. – Мы не считаем их детским продуктом.
– Никаких детей? Ну, ребята!
– Дети пока в далеком будущем, – сказал Эберхарт, разминая маленькими пальчиками маленькие костяшки. – У нас уже есть несколько совершенно натуральных продуктов. Курага, ореховая смесь, яблочные чипсы и шарики из плодов рожкового дерева, – продребезжал он. – Почему не добавить туда «Кусочки фруктов» и не сделать новый отдел, «Натуральные лакомства»?
Все смотрели на Барри. Нужно было подумать.
– Ладно, хорошо. Поменяем упаковку на прозрачную, делаем элегантную общую стойку для всех продуктов. Можно даже пробиться в эти чертовы магазины по продаже здоровой еды! Лицемерные ханжи, они…
– Хочешь руководить группой? – спросил Эберхарт. – Вместе с Джоном?
Райнекер добавил:
– И как насчет прибавки?
Барри оглянулся.
– Ну, это будет кстати.
– Десять тысяч пойдет? – нетерпеливо сказал Райнекер.
– Мне разрешено торговаться?
Выражение ужаса тенью мелькнуло на лице.
Райнекера и сменилось улыбкой, вырубленной в мерзлом граните.
– Заходи завтра утром и обсудим.
Эберхарт и Териакис не вставали.
– Все? – Барри не доверял их натянутым улыбкам.
– Все, – Райнекер посмотрел на него поверх очков.
– Ну, тогда пока, – сказал он и вышел. Он в глаза не видел шариков из плодов рожкового дерева.
На Спрейн-парквей была пробка. Он зашел к Джастин, раздел ее, занялся с ней любовью, заказал еду из японского ресторана на дом и сел, уставившись в телевизор: что-то шло по Си-эн-эн, в то время как мать Джастин оставляла на телефоне бесконечное сообщение. Его повысили, прибавили зарплату, у него целая группа продуктов и постоянная девушка. Он чувствовал себя мультяшным персонажем, который продолжает бежать в воздухе и после того, как обрыв кончился. Перегруппировка, изменение концепции. И вдруг он оказывается в чужой квартире с совершенно голой женщиной, которая невозмутимо гладит белье. Как такое случилось?