– Послушай, я не могу больше с тобой видеться. Это надо прекращать.
Они вернулись к ней на квартиру, потому что там были его вещи. Джастин знала точно, какой будет ее жизнь с этого момента: не с кем поговорить, не с кем пообедать. Редкий свободный вечер она будет проводить в тренажерном зале. Унизительные свидания. Случайные встречи с озлобленными мужчинами, которые ей даже не нравятся. Никакого секса. В точности как прошлый год. Этого хватит, чтобы заставить себя задуматься над снижением собственных стандартов.
Собака не обратила на нее внимания и принялась скакать вокруг Барри. Он играл с ней на диване. Хватит.
– Я принесу тебе пакет, – сказала она.
– Я просто не понимаю. Я тебе совсем не нужен?
– Тридцать два года я прекрасно обходилась. Я без тебя не умру.
– Я умру без тебя! – сказал он, хватая ее за плечи. Он все превращает в драму. – А как насчет твоей бабушки?
Она не станет реагировать на подобные манипуляции.
– Это все очень грустно, – сказала она, подталкивая к нему пакет. – Но это другой вопрос.
Это не должно влиять на то, как нам следует поступить.
Он прижал пакет к животу и замер.
– Ты такая… блин, это что-то клиническое. Я не понимаю.
– Почему? – Как он смеет использовать против нее ее бабушку!
– Ты не испытываешь ко мне совершенно никаких чувств.
– Это неправда. У меня к тебе одни только чувства. – Джастин вышла на кухню. Но там делать было нечего. – Плохие и хорошие. Чувства. – У следующего мужчины не будет и следа лысины, и он будет работать больше, чем она. Организовать группу, подумать только!
– Это не подлежит обсуждению?
– Нет. Мы должны двигаться дальше. И разойтись надо тихо.
Барри вошел в кухню и стал пылко ее целовать.
– Нет.
– Почему? – Он целовал ее, как безумный. – Это же в последний раз.
Это слезливая сентиментальность. Она была не в настроении устраивать спектакль. Он этого никогда не поймет. Он нестабилен. Он глупец. Разлегся у себя на диване, отказывается от предложений, смотрит телевизор. Она с отвращением отстранилась от его рта.
– Извини, я не могу.
– Чудесно. Я ухожу.
Но он не ушел! Подошел к пробковой доске у телефона и вытащил булавку с кампании 1984 года.
– Никогда не хотел просить об этом.
– Так и не проси, – бросила Джастин, и его глаза сверкнули. Ей все равно. Она хотела, чтобы он ушел. Он вогнал булавку обратно в доску. Теперь он производил несколько угрожающее впечатление.
– Можно я приму душ?
Хватит тут торчать. Она выдохнула.
– Всего лишь, черт возьми, душ! – Вперед!
Но он вышел из ванной такой причесанный, разгоряченный и сияющий, что ее чувства изменились. С Барри ей довелось пережить глубокую умиротворенность. От этого нельзя отмахнуться. Это и есть любовь? Он нелеп, он очарователен, он злится на себя. Она обняла его, и на его лице отразилась такая всепоглощающая радость, что ей захотелось просто выйти за него и покончить с этим.