— Брэк! — глумливо выкрикнул немец. — Айнс! Цвай! Драй! Фир!..
Я вскочил, уклонился нырком от бросившегося в атаку Гюнтера и нанёс ему прямой левой в солнечное, под приподнявшийся локоть.
Бой кончился.
Не опуская кулаков, я смотрел, тяжело дыша, как парня приводят в чувство. Двое или трое расстёгивали кобуры пистолетов, глядя на нас тяжёлыми глазами. Где-то в конце минуты Гюнтер начал подавать признаки жизни.
— Аллес, — сказал я. — Ихь бин… короче, я победил. Ваше слово, господин офицер?
— Камерад официр, — сказал эсэсовец. — Найн герр официр, кнабэ46. Йа. Дас ист аллес. Гее!47 — и он сделал резкий жест рукой. — На, гее, вайта!48
— А консервы? — спросила Юлька.
— И тогда Юлька говорит: «А консервы?» Он аж позеленел!
От смеха не смог удержаться даже Хокканен. Я, тоже посмеиваясь, выложил на стол листок в половину А4.
— Вот, я там несколько штук оставил.
Под красной звездой было написано:
Те четыре эшелона, которые сойдут с рельсов в ближайшие сутки —
дело рук отряда «СМЕРЧ»!
Трепещите, гады!!!
РОССИЯ — ВАША МОГИЛА!!!
— Бориска, это уж и лишнее, — сердито сказал командир и постучал меня согнутым пальцем по лбу. — А если догадаются? Это — остановят эшелоны…
— Не успеют, — помотал головой Ромка. — Мой уголёк с самого верха.
— Я больше всего боялась, — призналась Юлька, — что они у мальчишек номера на руках заметят.
— Не, мы их хорошо замазали, и сейчас не оттирается! — Сашка потёр предплечье. — А дело-то серьёзное… Артиллерию перебрасывают под Ленинград, — он передал командиру листок из блокнота. — Тут вся информация, мы потом, в лесу, записали.
— Хорошо поработали, ребята, — похвалил Хокканен. — Но второй раз это уже не пройдёт.
— А, ещё чего-нибудь придумаем, — беззаботно отозвался Женька.
Около нашего шалаша стояли Егор и незнакомый мальчишка со светлыми вихрами. Мы вообще заметили, что в лагере оживлённо и резко прибавилось людей, в том числе — женщин и детской мелочи, шли возбужденные разговоры, около кухни ораторствовала тётя Фрося.
— Что-то тут произошло, — мельком заметил Сашка и, вздохнув, сказал Егору: — Ладно, берём.
— И меня, — вмешался незнакомый парень. Сашка поднял бровь:
— А ты кто?
— Мы из Головищева, — отозвался тот. — Я Севов… Виктор. Нас немцы три дня назад сожгли. Выгнали и запалили со всех сторон, а людей — в грузовики… — он передёрнул плечами. — Ну, кто попрятался — потом пошли вас искать… ну, не вас, а вообще партизан… — он вдруг стиснул зубы так, что я услышал скрип и отчаянно сказал: — Если не возьмёте, я убегу, один буду…
— Парень, — Сашка помолчал. — В отряд тебя всё равно примут. Чего ты к нам рвёшься? Мы за три месяца два раза пополнение принимали. Первый раз — шесть человек. Двух уже нет. Второй раз — двоих, и один тоже уже погиб.