* * *
Однажды утром, когда мы с Аннабет сидели на берегу озера, рисуя эскизы колесниц, какие-то шутники из домика Афродиты, проходя мимо, спросили, не одолжить ли мне косметический карандаш для подкрашивания моего глаза… — о, прости, конечно же, глаз!
Когда они, хохоча, удалились, Аннабет пробормотала:
— Просто не обращай на них внимания, Перси. Не твоя вина, что у тебя брат — монстр.
— Он не мой брат! — оборвал я ее. — К тому же он не монстр!
Аннабет удивленно подняла брови.
— Ну что ты на меня накинулся! И потом, если пользоваться точными терминами, он и есть монстр.
— Но ведь это ты позволила ему войти в лагерь.
— Потому что только так можно было спасти тебя! То есть… Прости, Перси, я не ожидала, что Посейдон признает его. Циклопы — самые лживые и коварные существа…
— А вот он — нет! Кстати, что ты имеешь против циклопов?
Аннабет посмотрела на меня из-под полуопущенных ресниц. У меня возникло чувство, что она что-то недоговаривает — что-то не слишком приятное.
— Забудь, — велела она. — А теперь посмотри сюда… видишь, ось для этой колесницы…
— Ты обращаешься с ним так, как будто он мерзость какая-то, — не отставал я. — А ведь он спас мне жизнь.
— Может, тогда будешь рисовать наброски с ним? — Аннабет отшвырнула свой карандаш и встала.
— Может, и буду.
— Прекрасно!
— Прекрасно!
Она умчалась прочь, а у меня на душе стало еще гаже.
* * *
Следующие пару дней я упорно старался не думать о своих проблемах.
Силена Берегард, одна из самых красивых девочек из домика Афродиты, впервые научила меня объезжать пегасов. Она объяснила, что есть только один настоящий крылатый конь по кличке Пегас, который свободно парит где-то в небесах, но за тысячелетия у него появилось многочисленное потомство, и, хотя ни один из них не был таким резвым и храбрым, всех назвали в честь самого первого и самого великого.
Будучи сыном бога морей, я никогда не любил подниматься в воздух. Мой папа соперничал с Зевсом, поэтому я старался держаться по возможности дальше от владений повелителя небес. Но ездить на крылатом коне — совсем другое дело. Тут не приходилось нервничать, как тогда, когда я садился в самолет. Может, это потому, что мой отец создал коней из морской пены, так что пегасы были чем-то вроде… нейтральной территории. Я понимал их мысли, и меня не удивляло, когда мой пегас пускался в галоп над верхушками деревьев или мчался вдогонку за стаей чаек в облаках.
Беда заключалась в том, что Тайсон тоже хотел кататься на «лошадках-птичках», но пегасы становились норовистыми и необузданными, стоило ему приблизиться. Я телепатически внушал бедняжкам, что Тайсон не причинит им зла, но, похоже, они мне не верили. Тайсон плакал.