— О, пара пустяков, месье, — усмехнулся Жак.
Он ловко подхватил из кучи длинный нож с алой рукоятью и, усмехнувшись уголком рта, цепко сощурясь, что есть сил пустил его в стенку фургона — столь молниеносно, что Бестужев и осознать не успел.
Должно быть, доска была прибита плохо, только с одного конца, удар от глубоко вонзившегося ножа прозвучал чуть ли не гулким выстрелом. Приходилось признать, что месье Жак своё ремесло знает — клинок примерно на треть вошёл прямехонько в красно-оранжевый выпученный глаз ярко-зеленого крокодила, разинувшего усеянную жутчайшими зубами пасть.
— У вас и крокодил есть? — с усмешкой спросил Бестужев.
— Был, — ответил месье Жак с гримасой. — Так себе рептилия… — Он, словно рыбак, хвастающий выловленным сомом, развел ладони на расстояние примерно в полтора аршина. — Сдох в Базеле…
Тем временем квадратное окошко фургона распахнулось, высунулась лысая голова и зло завопила:
— Что за дурацкие шуточки, Жак! А если бы я стоял у стены?
— Да ладно, месье Кольбах, а то я не знаю, где ваша кровать, на которой вы в это время непременно лежите… — без малейшего смущения ответствовал француз.
Никакого подобострастия перед хозяином в нём не чувствовалось. «Ну, понятно, — подумал Бестужев, — профессия не уникальная, но достаточно редкая, это клоунов хоть пруд пруди, а подобный мастер долго без хорошей работы не останется…»
— В чём там дело?
— Вот этот господин вас разыскивает по срочному делу, — сообщил Жак, довольно вежливо кивнув в сторону Бестужева.
— Что за жизнь, что за город… Сплошные дела… Нет бы кому прийти и сказать, что помер мой дядюшка и оставил в наследство поместье с лесами и рыбными прудами…
— Ну откуда у вас такой дядюшка? — ухмыльнулся Жак. — В жизни у вас его не бывало…
— А жаль, — серьёзно ответил Кольбах. — Ладно, я сейчас выйду.
В фургоне послышались возня и стук, словно хозяин, второпях натягивая штаны, задевал походную мебель. Очень быстро он распахнул дверь и спустился по шаткой лесенке: лысый коротышка с пышными бакенбардами, в рубашке без воротничка и расстёгнутой жилетке. Поперек живота тянулась толстенная и массивная золотая цепь, а на пальцах сверкали брильянтовые перстни, но Бестужев наметанным глазом определил, что «золото», тут и гадать нечего, самоварное, а «брильянты» пребывают в вульгарном и ближайшем родстве с обыкновеннейшим стеклом.
Герр Кольбах приблизился к Бестужеву деловитой и напористой походочкой, подошёл вплотную, распространяя запах свежего дешевого спиртного, спросил не без вызова:
— Ну и чего вам? Если насчёт потравы лужка, то я всё заплатил, бумагу показать могу…