— Но я не могу! Не могу! — отстраняясь от него, воскликнула Луиза, ставшая любовницей короля.
— Да открой же глаза! Ты ослеплена придворной мишурой, а в душе, сама знаешь, тебе чужд этот мир, полный интриг!
— Здесь вся моя жизнь, Габриель! И мир, который ты ругаешь, потому что хочешь бежать от него, — это мой мир. Мне хорошо в нем. Меня здесь любят и…
— Тебе это только кажется! — разгорячился юноша. — Что ты знаешь о любви и о настоящих чувствах при дворе, где все сплошной маскарад?
— Я молода, Габриель. Я хочу смеяться, радоваться, веселиться на праздниках и балах, хочу наслаждаться театром, упиваться воздухом богатых гостиных, встречаться с самыми именитыми учеными, изумляться величайшим творениям искусства. Я хочу нравиться сильным мира сего и вместе с ними ощущать чарующую прелесть власти. Тебе этого не понять, но моя жизнь — здесь! Не для того я уехала из Амбуаза, чтобы снова все потерять в то самое мгновение, когда мои мечты наконец начали сбываться! Габриель, я…
Габриель не верил своим ушам, но видел, как у девушки загорелись глаза.
— Ни слова больше, — шепотом прервал он Луизу, поправляя тыльной стороной ладони прядь ее волос. — Ничего не говори. Сегодня — не надо. Завтра в три часа у Сен-Мартенских ворот остановится экипаж. Я буду ждать тебя до четырех…
Взгляд Габриеля, исполненный решимости и грусти, глубоко тронул Луизу, пробудив в ее душе влечение, которое она давно испытывала к нему. Ей всегда казалось, что она привязана к юноше как к брату, и лишь сейчас она поняла истинную природу своего чувства. Луиза прижалась своими тонкими губами к устам юноши, ощутив его теплое дыхание. Он прижал девушку к себе и поцеловал с такой страстью, против которой она смогла устоять лишь короткий миг…
* * *
Бледные лучи зари коснулись спавшего Габриеля. От скрипа шагов по половицам он мгновенно проснулся.
— Луиза… — проговорил он сонным голосом.
Девушка, оглянувшись на него с порога, приложила палец к губам и скрылась за дверью.
— Мы еще увидимся, Габриель де Понбриан, — прошептала она, спускаясь по лестнице.
86
Дом Жана Батиста Кольбера — понедельник 12 сентября, пять часов утра
Кольбер проснулся внезапно — у него тряслись руки, а по телу под ночной сорочкой струился холодный пот. Он понял, что кричал во сне. Откинув одеяло, он стал подозрительно всматриваться в царивший кругом полумрак. Перекрестившись и пролепетав что-то невнятное в мертвой тишине, он спустил ноги с постели, отыскал на ощупь тапочки и, отодвинув полог кровати, взглянул на позолоченные часы, которые перешли к нему после смерти кардинала.