— Ну, ты же сегодня в браслетике. Может, уже и трогать тебя везде больно!
Данка машинально поправила на левой руке широкий кожаный браслет, отделанный полосочкой черного бархата и с серебряным колечком:
— Не поняла! При чем тут браслет? Что мне должно быть больно?
Альберт понял, что ляпнул лишнее — и его спасло лишь появление в кабинете всех полутора центнеров главной бухгалтерши. Данка внимательно посмотрела на него, задумчиво сморщила нос, но тут же была по селектору выдернута в кабинет шефа.
x x x
— Позвольте войти, Владимир Дмитриевич! — даже стук в дверь у Альбертика выходил похожим на вкрадчивый шепот. — Доброго вам здоровьичка, извините что осмелился без вызова, но…
В.Д. снял очки, устало потер лоб и прервал паузу после «но»:
— Что-то случилось?
— Пока нет, но… Но может, может случиться! Вероятна ситуация, когда под некоторую угрозу будет поставлена репутация нашего уважаемого заведения, нашего коллектива и даже, мне представляется, в некоторой степени даже лично ваша, что совершенно недопустимо…
В.Д. коротко усмехнулся:
— Ну, с моей репутацией я как-нибудь сам разберусь. Давайте лучше о коллективе и нашем уважаемом заведении.
— Я бы тем не менее осмелился возразить… дело в том, что эту сотрудницу принимали на работу лично вы, проверку делали лично вы, курируете ее в общем-то полезную деятельность тоже лично вы, и числится она по вашему ведомству…
— Проверку я делаю для всех. Курирую тоже всех. Числятся у нас все, включая и меня, не по моему ведомству, а в нормальном штате согласно нормального штатно-должностного расписания. — Владимир Дмитриевич бросал слова равнодушно и холодно, и только оооочень хорошо знавший его человек заметил бы, как он нервно потер левое предплечье.
Он сразу понял, о ком собирается доносить этот лощеный прохиндей из экономического отдела. Понял, молча придвинул Бергалину пепельницу и, щелкнув зажигалкой, запустил дымовую завесу.
x x x
Она ни разу не называла его по имени. Ну не получалось как-то — он в свое время представился как «дядя Гена», она сморщила нос и лихо ответила, что она «племянница Данка», на что он отвесил короткий полупоклон и с улыбкой прижал руки к сердцу:
— Простите, барышня… Оно, конечно, не дело сразу в родственнички набиваться. Исправимся.
По имени-отчеству тоже не получалось — не настолько уж старше, да и отношения с первого дня сложились… Ну очень какие-то они такие сложились… потерла нос — сама не понимала, какие. Потому что они совершенно искренне улыбались друг другу, а он был единственный, кто так и стал называть Данку «барышней» — если утром ему случалось проверять охрану, то лично щелкал турникетом и здоровался: — Доброго утречка, барышня! Краем уха в конторе слышали, что в какие-то древние времена они то ли служили, то ли даже воевали вместе с шефом, но вся эта полезная кабинетная «инфа» пролетала мимо, сдунутая его шевельнувшимися в улыбке усами и смытая таким хорошим взглядом немного уставших глаз.