— Ты ему рассказала о нашей встрече?
— Нет, не рассказала.
— Почему?
— Как-то не заходил разговор.
— Ты хочешь сказать: испугалась?
— Ничего подобного. Просто было ни к чему.
— Никто еще никогда не говорил мне, что я «ни к чему». Послушай, детка, приезжай. Моему подвальному гнездышку нужна женская рука. Надо тут поскрести, помыть и так далее.
— Пока не вернется Бен, не могу. А потом постараюсь приехать.
— Потом может быть поздно. Предупреждаю. Пожалуйста, приезжай. Оставлю для тебя билет на премьеру. Или два билета, можешь приехать с подругой. Или три билета — приезжай со всеми знакомыми.
В трубке послышался смешок. Он всегда смеялся над собственными шутками.
— Ах, как забавно! — сказала Эмма, но тоже засмеялась.
— С тобой трудно. В Париже ты не осталась и не хочешь ехать в глушь графства Суррей. Что мне сделать, чтобы покорить твое сердце?
— Ты давным-давно его покорил. И навсегда. Честно, я просто мечтаю тебя увидеть. Но не могу я сейчас приехать. Просто не могу приехать, пока не вернется Бен.
Кристо ругнулся.
Телефон стал издавать короткие гудки.
— Ну, значит, так, — послышался голос Кристо. — Дай мне знать, когда передумаешь. До свидания!
— До свидания, Кристо! — Но он уже повесил трубку. Глупо улыбаясь, припоминая все слова, которые он сказал, она тоже повесила трубку. Кошка тут же замурлыкала, и Эмма сообразила, что она вот-вот произведет потомство прямо у нее на коленях. Пожилой мужчина зашел в лавочку купить две унции корма для рыб, и когда он ушел, Эмма осторожно сняла кошку с колен и положила ее на пол. Потом достала из кармана мелочь, чтобы заплатить за телефон.
— Когда пожалуют котята? — спросила она пожилую женщину за кассой, которую звали Герти и которая на улице и в доме носила большущий коричневый берет, надвинув его на самые брови.
— Когда придет время, дорогуша. — Она положила деньги Эммы в кассу — в банку из-под консервов — и дала сдачу. — Когда придет время.
— Спасибо, что позволили мне воспользоваться вашим телефоном.
— Милости просим, заходите, когда нужно, — сказала Герти, которая всегда без зазрения совести подслушивала, а потом сообщала все окрестным кумушкам.
В марте казалось, что на дворе середина лета, а теперь, в мае, было холодно, как в ноябре, и все время шел дождь. Он не представлял себе Порткеррис под дождем; в его воображении городок всегда был залит яркой летней синевой с белыми прочерками крыльев чаек и парусов яхт и весь сверкал под сияющим солнцем. Но сейчас с востока дул шквалистый ветер и словно швырял в окна пригоршни гальки. Резкие порывы холодного ветра сотрясали оконные рамы, развевали занавески и уходили под дверь и в камин; от них некуда было спрятаться.