Узнав об этом, я был уже уверен, что Стороженко так или иначе, но видел свой размноженный портрет и, естественно, готовит жесткую оборону.
Взяли мы его рано утром 21 июля 1981 года, когда он отправился на работу. Одновременно раздельно от него вызвали на допрос жену и брата, а дома начали обыск.
Стороженко улыбался, вел себя спокойно. Симпатичный, даже красивый парень. Узнав причину задержания, весело рассмеялся.
А я начал задавать ему самые простые на первый взгляд вопросы. Между прочим, спросил: «Приходилось ли вам ездить в поселок Гнездово?» — «Ездил, — отвечает, — не помню только когда. Ездил через Красный Бор».
Ага, думаю, почуял опасность. И опасность эта — Рославльское шоссе, где произошло убийство. А он сразу: ездил, но другой дорогой. Вижу, настораживается.
«Вот вы, — говорю, — не прошли проверку на группу крови. А хотите я скажу, какая она у вас?» — «Скажите». — «Четвертая». И вызываю в кабинет лаборантку. Так и оказалось: четвертая группа.
А тут телефон звонит: следователь Атаманова, допрашивающая жену Стороженко, говорит о том, что та, ничего не подозревая, рассказала о подарке мужа в прошлом году — золотые серьги-кольца. Но она их сломала и отдала в починку.
Я тут же: «Дарили когда-нибудь жене золотые вещи?» — «Никогда», — отвечает. Я даю ему расписаться в протоколе. А после знакомлю с показаниями его жены. Он, конечно, резко возражает, говорит, что жена врет, но… Нашли мы и мастера, чинившего эти серьги, и даже ювелира, который их делал, и в фотоальбоме украденных вещей показали эти серьги Стороженко. В том самом альбоме, что носил с собой каждый участковый.
А во время обыска в его доме, среди хлама и мусора, были обнаружены оплавленные кусочки металла, которые оказались обломками ювелирных изделий. Используя эти и другие обстоятельства, я два дня допрашивают Стороженко.
На третий день он признался. Это было 23 июля. Замечу, что принял дело я 3 апреля. Три с половиной месяца — это хороший срок, если учесть, что следственная группа союзной Прокуратуры безрезультатно работала около двух лет. Впрочем, почему же безрезультатно? Гончаров-то все еще сидел, и ретивый следователь вытягивал из него показания об убийствах, которые совершал совсем другой человек. Итак, первое признание получено. Но уже в тюрьме Стороженко вдруг словно сорвался, впал в состояние такого бешенства, что у дверей его камеры всю ночь дежурил надзиратель: боялись, что он способен на самоубийство. Но — обошлось. И Стороженко все понял, успокоился, я бы даже сказал, перестроился и стал спасать свою жизнь. Чем? Полными признаниями. Он подробнейшим образом все рассказал, показывал места преступлений, опознавал убитых им, вспоминал мелкие детали. Словом, полностью сознавшись в одиннадцати убийствах, перешел… к двенадцатому. К убитой им у озера женщине.