Ламберт снова вспомнил, как стоял в дверях амбара, глядя вслед хлюпающему по лужам брату, силуэт которого постепенно растворялся в туманной мороси. Вот серая пелена сеявшегося с небес дождика совсем поглотила его, но долго еще Ламберту казалось, что вдали различается все более крохотная фигурка бредущего по мокрой дороге брата. От воспоминаний вновь затеснило в груди, под горло подкатил комок, и навалилась жуткая, сокрушительная тяжесть потери, горестного расставания с братом; будто утратил часть себя, будто душу разъяли надвое, будто здесь осталась лишь половина.
— Мы были близнецами, — сказал он Андерсону, — и притом идентичными. Мы были не просто братьями, это куда более глубокая связь. Каждый был частью другого. Мы все делали вместе. Я воспринимал его, как себя, а он — меня. Филу потребовалось немалое мужество, чтобы уйти вот так вот запросто.
— А вам потребовалось немало мужества и понимания, чтобы отпустить его… Но ведь он вернулся?
— Ненадолго, и только после смерти обоих родителей. И в тот раз он пришел пешком, точь-в-точь как уходил. Но задерживаться не стал. Побыл денек-другой и ушел — уж очень его тянуло обратно. Сидел как на иголках, пока был дома. Будто что-то его гнало отсюда.
«Пожалуй, не совсем так, — подумал Ламберт про себя. — Он весь был на нервах, издерганный какой-то. То и дело оглядывался через плечо, будто кого-то опасался и проверял, не появился ли Преследователь.»
А вслух сказал:
— Он приезжал еще несколько раз с перерывами в несколько лет. Но никогда надолго не задерживался. Очень стремился обратно.
— А как вы объясняете возникновение слухов, что у вас нет брата? — поинтересовался Андерсон. — Как вы объясняете отсутствие соответствующих записей?
— Да никак не объясняю. Чего-чего только люди не наговорят. Глупые россказни могли начаться с банального вопроса: «А, вы про его брата? Да есть ли у него брат? Может, его никогда и не было?» А другие подхватывают вопрос, делают утверждением, добавляют кое-что от себя — и пошло-поехало. В здешних местах поговорить почти не о чем, и люди хватаются за любую подходящую возможность. А судачить об этом старом дураке из долины, вообразившем, что у него есть брат, и прожужжавшем все уши, что, дескать, несуществующий брат странствует среди звезд — дело весьма увлекательное. Хотя, по-моему, я ни к кому не навязывался с рассказами о брате и никогда не спекулировал на его имени.
— А как быть с записями? Точнее, с их отсутствием?
— Просто не знаю. Я ими не интересовался. Ни к чему — видите ли, я просто знаю, что у меня есть брат, и все.