— Если не откроете, мы выломаем дверь, — сказал Жорж.
Он сжимал медную ручку и надавливал плечом на дверь. Ответа все не было; тогда он изо всех сил и с такой яростью толкнул дверь, что старый замок этой меблированной квартиры не выдержал. Вырванные винты отлетели, и Дю Руа чуть не упал на Мадлену, — та со свечой в руке стояла в передней, босая, с распущенными волосами, в одной сорочке и нижней юбке.
— Это она, мы их накрыли! — крикнул он и бросился в комнаты.
Комиссар, сняв шляпу, последовал за ним. Мадлена с растерянным видом шла сзади и освещала им путь.
В столовой на неубранном столе бросались в глаза остатки обеда: бутылки из-под шампанского, початая миска с паштетом, остов курицы и недоеденные куски хлеба. На буфете на двух тарелках высились груды раковин от устриц.
В спальне царил разгром. На спинке стула висело женское платье, ручку кресла оседлали брюки. Четыре ботинка, два больших и два маленьких, валялись на боку возле кровати.
Кто бы ни проспал ночь в этой типичной спальне меблированного дома с ее заурядной обстановкой, кто бы ни провел всего один день или целых полгода в этом общедоступном жилище, где стоял омерзительный приторный смрад гостиницы, смрад, исходивший от стульев, стен, тюфяков, занавесок, — все оставляли здесь свой особый запах, и этот запах человеческого тела, смешавшись с запахом прежних постояльцев, в конце концов превратился в какое-то странное, сладковатое и нестерпимое зловоние, пропитывающее любое из подобных учреждений.
Камин загромождали тарелка с пирожными, бутылка шартреза и две недопитые рюмки. Фигурку бронзовых часов прикрывал цилиндр.
Комиссар живо обернулся и в упор посмотрел на Мадлену.
— Вы и есть госпожа Клер-Мадлена Дю Руа, законная супруга присутствующего здесь публициста, господина Проспера-Жоржа Дю Руа?
— Да, — отчетливо, хотя и сдавленным голосом произнесла Мадлена.
— Что вы здесь делаете?
Она не ответила.
— Что вы здесь делаете? — повторил полицейский чин. — Вы не у себя дома, а в меблированных комнатах, и при этом почти раздеты. Зачем вы сюда пришли?
Он ждал ответа. Но Мадлена хранила упорное молчание.
— Раз вы не сознаетесь, то мне придется выяснить это самому, — сказал комиссар.
На кровати сквозь одеяло проступали очертания человеческого тела.
Комиссар подошел.
— Милостивый государь! — окликнул он.
Лежавший в постели человек не пошевелился. Повидимому, он лежал лицом к стене, спрятав голову под подушку.
Полицейский чин, дотронувшись до того, что должно было быть плечом, заявил:
— Милостивый государь! Прошу вас, не вынуждайте меня прибегать к насилию.