— Конечно. Теперь я должен спросить у тебя разрешения размещать здесь Штаб Ордена Феникса, Гарри, — добавил Дамблдор.
Гарри поднял глаза на директора, затем оглядел остальных, сидящих за столом теперь его кухни. Он не чувствовал себя здесь хозяином — все напоминало о Сириусе.
— Я… я…, - в уголках глаз снова защипало, Гарри не хотел, чтобы все видели его настроение, поэтому вскочил с места и выбежал из кухни.
— Не надо, Рон, оставь его. Ему очень тяжело было все это воспринять адекватно, — Дамблдор остановил попытку Рона догнать друга.
После небольшой паузы директор печально посмотрел на всех, кто сидел за столом.
— Я не знаю, как помочь Гарри в его горе — я бессилен, — сказал Дамблдор и сев на место Гарри, закрыл лицо ладонями.
В кухне стояла тишина, прерываемая только тихими всхлипываниями представительниц женского пола. Джинни, Гермиона, миссис Уизли, профессор Макгонагал, Тонкс не смогли сдержать слез.
— Дамблдор, кто-то должен проверить, как он, — неожиданно для всех тихо сказал Снэйп.
Он вызвал полную тишину за столом — никто не ждал от него таких слов.
— Не думаю, что Поттер будет рад меня видеть, поэтому, пусть кто-нибудь сходит к нему. На всякий случай, могу еще дать успокаивающего зелья, — закончил Снэйп более привычным для всех голосом, вынул из мантии пузырек с зельем, поставил на стол и удалился.
Люпин схватил зелье и быстро вышел вслед за Мастером Зелий.
Глава 6. Снова худшее воспоминание Снэйпа
Удивительно, когда нам кажется, что все кончено, что нет сил бороться с силами и чувствами, которые сильней тебя, и тебе кажется, что еще чуть-чуть, и ты умрешь, перестав бороться с неизбежным — вдруг в тебе зарождается какая-то новая, неведомая тебе доселе сила, и ты осознаешь, что можешь жить дальше.
Первые два дня после оглашения завещания Гарри не выходил из своей комнаты; практически все это время он спал. Его не мучили кошмары, потому что он пил успокаивающее зелье, которое делал для него профессор Снэйп. Каждый раз просыпаясь, Гарри снова пил зелье и старался как можно быстрее заснуть снова, чтобы не думать, не чувствовать — у него не было на это никаких сил — ни физических, ни душевных. В короткие минуты бодрствования к юноше возвращались мысли о родителях, которых он потерял, почти не помня их, но, безусловно любя; он отгонял от себя воспоминания о крестном, которого он любил, наверно, даже больше, чем отца и мать, потому что Сириус был с Гарри рядом, хоть и недолго. Но все чаще его посещала грусть о прожитых годах в доме номер четыре на Прайвет Драйв. Нет, конечно, Гарри не любил Дурслей даже крошечной частичкой той любви, которую он испытывал к крестному, нет, это были другие чувства. Перед ним стояла тетя Петуния с красными от слез глазами, просящая у него прощения за все обиды. Гарри корил ее за то, что она не поняла этого раньше — может, тогда, они и смогли бы стать друг для друга кем-то очень близко напоминающим родственников. Но теперь все потеряно. Гарри так мечтал уехать от Дурслей навсегда и забыть об их существовании, а теперь, после разговора с тетей Петунией… снова отогнав от себя эти мысли, юноша заснул.