Алэн прошел вслед за ними в большую комнату.
— Простите, сэр, вы не знаете, где может быть мисс Кэтрин? — спросил Финни, лакей. — Ее просят к телефону.
— Она наверху, — ответил ее отец.
— Нет, мне кажется, она спустилась, — сказала ее мать. — Я полагала, она с вами.
— Она, наверное, в музыкальной, — с трудом выдавил отец.
Лакей направился в музыкальную.
Марта Солсбери высвободила руку, выпорхнула в прихожую и пропела в трубку:
— Алло? О, Филлис? Минуточку, дорогая. Кэй где-то здесь. — Взгляд Марты остановился на застывших фигурах мужчин. Остановился всего лишь на секунду и скользнул дальше.
— А все-таки, мне кажется, она наверху, — заметил Алэн.
— Должно быть, — кивнул Солсбери.
— По-моему, она могла выйти бросить письмо, — повернувшись в их сторону, предположила Марта. — Вы не думаете, что это так и есть?
Ей никто не ответил. Фигуры остались неподвижны. Лакей вернулся из музыкальной и в ожидании дальнейших распоряжений молча стоял у двери.
— Я поищу ее наверху, — сказал Алэн.
— Фил, дорогая, она вам позвонит, — сказала в трубку Марта. — Прошу прощения. — И повесила трубку.
— Кэй? — донесся сверху голос Алэна. И тревожней: — Кэтрин?!
— В чем дело? — удивилась ее мать.
Солсбери ловил ртом воздух.
— Кэтрин! — позвал он. Как слепой прошел мимо жены и бросился по комнатам. — Кэтрин!
Лакей направился к окнам.
— В чем дело? — Марта семенила своими маленькими ножками. Сначала ее высокие каблучки застучали в направлении окна, потом в сторону лестницы.
— Я думал, она вышла на улицу, — сказал Финни, повернувшись от окна. — Но сейчас возле почтового ящика никого нет.
Миссис Солсбери покачнулась. Побледневший Алэн кричал, перегнувшись через перила:
— Кэтрин!
Солсбери вернулся в прихожую.
— Кэтрин! — умоляющим голосом взывал он.
Марта Солсбери встретилась взглядом с мужем и подняла руки, как бы защищаясь.
— Кэтрин! — позвала она. Ее высокий чистый голос срывался от волнения. — Кэтрин!
Было темно. Ночь, окутавшая дощатую хижину, шептала плеском озерной волны у покосившегося крылечка, шуршала листьями, топала торопливыми ножками маленьких зверюшек по тонкой крыше.
Кроме водопровода здесь не было никаких удобств. Освещение — керосиновая лампа с грязным стеклом. От окон еще не отодрали прибитые на зиму грубые доски. Внутри царил беспорядок: неприбранные кровати, книги на столе и на стульях, железная печка посреди комнаты. И никаких занавесок, ковриков, безделушек. Лишь пестрые индейские покрывала, брошенные на две койки, да и те разные.
Кэтрин Солсбери натянула на свои окоченевшие лодыжки краешек одеяла.