– Стой, подлец! Как ты смеешь спину мне показывать, когда я говорю!
Тяжлов побледнел и бросился за казаком. Двумя прыжками он обогнал его и схватил за ворот.
– Сукин сын… – зашипел Тяжлов.
– Ты, господин подпоручик, оставь свои барские замашки. – Григорий сделал внезапный рывок и лбом стукнул офицера в переносицу. Тот отшатнулся, заметался взором и в следующий миг получил удар кулаком в челюсть. Раскинув руки, Тяжлов рухнул в лужу.
Никто не успел заметить, как всё произошло, но некоторые повернули головы на звук и увидели опрокинувшегося на землю офицера. Тот медленно поднялся, покрытый бурой грязью.
– Теперь, Гриша, я тебя убью, – прорычал он.
– Вот те на, Вадим Семёнович, – ответил спокойно казак, намереваясь уйти, – а я-то решил грешным делом, что урезонил тебя. Неужто вызывать меня станешь?
Тяжлов заскрипел зубами.
– Ты мне не ровня, Гриша, меж нами благородная дуэль невозможна… Но я тебя убью, заколю, застрелю… Ты меня перед толпой… Я кровью смою… Попомни…
Весь следующий день Чукчи веселились. Они купили у казаков несколько бутылок водки, заплатив за них зимними шкурами волков, и начали пьянствовать на берегу озера.
Маша смотрела на буйство дикарей с крепостной стены. Алексей хотел было сходить поближе, но Иван Копыто категорически настоял на том, чтобы никто не приближался к Чукчам, пока они не протрезвеют.
– Вчера я видел среди них человека по имени Келевги, – начал рассказывать Копыто. – Этот Келевги имеет репутацию вздорного мужичонки, поднимает ссору по малейшему поводу. В последний раз, когда он приходил сюда, он принёс пару обтрёпанных оленьих шкур, из которых шерсть повылезала чуть ли не наполовину, и стал требовать, чтобы Касьяныч за них заплатил такую же цену, как за лучшие сорта. Но Касьяныч – тёртый калач, он даже разговаривать не захотел с ним. Услышав отказ, Келевги схватился за нож и набросился на купца. Хорошо, что рядом стояли казаки, они отдубасили буяна палками и выгнали за ворота.
– Не к тому ли вы говорите об этом, – спросил Алексей, – чтобы мы вели себя осторожнее?
– Да. Ведь когда Чукчи пьют, они совершенно теряют рассудок. Не в обиду им будет сказано, – продолжал Иван с грустью в голосе, – но в пьяном состоянии они приходят на грань сумасшествия. Мне жаль этих бедняг.
– Неужели все они пьяницы? – удивилась Маша, всматриваясь в фигуры туземцев на берегу. Некоторые из них сидели, некоторые лежали на земле, кое-кто танцевал, переваливаясь, как поднявшийся на задние ноги медведь.
– Никто из них не отказывается от водки никогда, – отозвался следопыт. – Даже Седая Женщина.