Смерть отца, его признания – и теперь это… Не многовато ли для одного человека за один раз?
Механически, неестественным движением Цецилия стала разворачиваться к ней, словно в ее теле распрямилась пружина, находившаяся под давлением. Остекленевшие глаза смотрели не на дочь – сквозь нее.
Синтия почувствовала, что волосы ее встают дыбом, зато ноги, наоборот, начинают, подкашиваясь уменьшаться. Рот девушки округлился в беззвучном крике – кричать она больше не могла.
Цецилия поворачивалась. Медленно, медленно, медленно…
Накрашенные яркой помадой губы совсем еще недавно благополучной, хотя и взбалмошной женщины что-то шептали. Молитву? Проклятие? Это никому не было дано знать…
Рука Цецилии дернулась – и пламя пропало (еще немного, и оно дошло бы с поворотом до замершей девушки).
Двое молча смотрели друг на друга.
«И это – моя мать? Это ее я обещала жалеть?» – пронеслось в голове у Синтии. От мыслей по всей голове распространялась уже физическая боль, сигналя о том, что нервная перегрузка дошла до предела.
«Что же она стоит? Нет, она не посмеет на меня донести. Она моя дочь!» – быстро соображала Цецилия. Мысли шли четко, как строчки на мониторе.
– Ну что? – хрипло спросила Цецилия. – Так и будем стоять?
– Я… Ты? – Синтия часто и мелко замотала головой.
Нет, все что было – ей привиделось. Галлюцинация. Жизнь не имеет права быть такой кошмарной.
– Твой отец? – сообразила вдруг Цецилия. – Он… уже?
Синтия кивнула.
– Хорошо. Я пойду к нему, – Цецилия снова подивилась собственному хладнокровию.
Что же, чтобы выжить, и нужно быть такой. Разве не прав был Крейг, утверждая, что смерть – хороший учитель?
Твердой, решительной походкой Цецилия прошла мимо Синтии.
Девушка тихо сползла по стене. Очутившись на корточках, она зарыдала. Недоверие, подозрение, ненависть, любовь – все смешалось и превращалось сейчас в ее душе в ничто. Образы придуманные, реальные, навязанные, путаные… Отец – откровенный человек, мать – убийца, Чужой – несчастный… Да кто сможет уместить все это в одной разгоряченной несчастьями головке? Уж во всяком случае не она…
Свои – враги… Чужой – хороший…
Она встала, опять-таки держась за стену, и, не отрывая пальцев от ее гладкой поверхности, направилась к двери. Пусть о ней думают что хотят – она верила сейчас, вопреки всему, включая собственный ум, отказавшийся работать, что лишь это чудовище сможет ей помочь.
Он должен думать о людях лучше? Что ж, пусть он научит этому и ее…
Разум мутился, но силы возвращались. С каждым новым шагом Синтия продвигалась вперед все уверенней.
Так, говорили, кажется, что он сидел в центре управления… Прекрасно. Только бы он оказался на месте…