Могилевский, играть которому предстояло и с «Нау», и с Белкиным, приехал только в час дня, в 20.20 начался концерт. «Нау», Белкин, «Присутствие». Еще перед началом возникло такое напряжение, что кончиться все могло чем угодно, сорваться мог каждый, но на «Разлуке» зал сперва завыл, потом засвистел и вдруг грянул дурными овациями, масть пошла. После «Гуд бай, Америки» в зале стояла форменная паника.
Счастливые наусы рванули переодеваться, им предстояло тут же выходить в белкинском составе; лучше бы они этого не делали. Как бы то ни было, Белкин провалился, и со страшным треском. А за компанию проваливаться пришлось Диме со Славой. Публика не рассмотрела в них только что покинувших сцену «Наутилусов», и почему-то на Диму обратилась праведным гневом в виде бутербродов с колбасой, которыми принялась в него кидаться. Колбаса была полукопченая, от чего не легче…
Со сцены уходили зашуганные, как после драки со старшеклассниками, а тут еще Шевчук подъехал, который сам буквально за полчаса до того провалился на собственном концерте, по поводу чего неслегка выпил. И устроил похохотать, ревел: «Металлисты!» (а одеяние у Белкина и правда было по непонятным причинам металлическое). Швырял Белкина в огромное зеркало в коридоре, подвернувшегося Пантыкина треснул лбом в переносицу, только очки по коридору зазвякали, а Бутусова отчего-то назвал Борзыкиным, нежно обнял и аккуратно оборвал тому все пуговицы с пиджака. Из ЛДМа Шевчука уносили силой и на руках. Белкин исчез, в тот день никто его не видел. А Дима со Славой незамедлительно впали в прострацию.
На утро, утро долгожданного пленума, они заперлись в номере с пришлой девицей и стали пить портвейн. Свердловская рок-н-ролльная делегация занервничала, попыталась было вернуть заблудших овец на путь истинный, но последние решили всем доказать, что никакие они не овцы, с каковой целью и стали швырять из окна восьмого этажа пустые бутылки, только что освобожденные от портвейна. У дверей номера за день перебывали представители рок-общественности обеих столиц плюс столицы Урала, администрация Ленинградского дворца молодежи, менты какие-то; «Наутилус» спьяну решил выдавать себя за «Варяга». Но поскольку в закрытом помещении портвейн неминуемо должен был когда-нибудь кончиться, очухались примерно за час до концерта.
Отбиваясь от Кормильцева, который как раз окончательно проклял тот час, когда решился связать судьбу с алкоголиками, Слава с Димой неверной походкой тронулись на сцену. Там бродил благостный Гребенщиков и со всеми подозрительно вежливо здоровался.