— Вы очень удачно оказались со мной в этом рейсе, Иннокентий Петрович, — сказал капитан. — Я пришел к вам с просьбой — помочь в переговорах с японцами. Сейчас привезли четырех на шлюпке, очевидно со шхуны, терпящей бедствие.
— О, это очень кстати, Валерий Андреевич, я давно уже не говорил с настоящим японцем.
Майор Грибанов выпрямился, — он был сейчас на голову выше капитана, — и, застегивая начищенные до блеска пуговицы кителя, заговорщицки подмигнул и усмехнулся лишь одними глазами — лучистыми, серыми.
— По секрету скажу, они мне очень нужны.
Они нашли „представителей“ уже в салоне. Те жались друг к другу, как бы боясь, что займут слишком много места в этом уютном, роскошно отделанном и обставленном помещении. „Представители“ выглядели изможденными, с потемневшими от голода и мучений лицами, с ввалившимися и припухшими от бессонницы глазами и впалыми щеками. За исключением одного старичка, одежда на них состояла из лохмотьев: когда-то это была солдатская форма. На головах сидели защитного цвета грязные чепчики, какие обычно носят японские солдаты. Ноги несчастных были обуты в рваные брезентовые башмаки, с толстыми деревянными подошвами, похожими скорее на колодки.
Один из „представителей“, старик — хилый, невысокий, с маленьким сморщенным бурым лицом, похожим на испеченное яблоко, — был одет в форму японского солдата. Рядом с ним стоял высокий сухой детина средних лет, с длинным узким лицом, сохранившим еще и теперь черты насмешливого выражения и лукавые искорки в умных, все понимающих глазах. Несмотря на свою худобу, он держался довольно бодро, даже весело. По другую сторону от старика стояли, вытянувшись, как на смотру, два невысоких юноши, почти одного роста и, по-видимому, одних лет. С ними здесь находился боцман Борилка.
— Кто они? — опросил капитан боцмана, протягивая каждому руку.
— Это не японцы, Валерий Андреевич, а китайцы, — возбужденно пробасил Борилка.
— Китайцы? — удивился майор Грибанов, входя в салон. — Какими судьбами они здесь?
Он приветствовал их на китайском языке, поздоровался с каждым за руку. Те разом оживились, услышав родную речь из уст русского, переглянулись между собой, одобрительно заулыбались. Майор уселся против них, положив впереди себя белые сильные руки, такие же светлые, как и лицо. Он с интересом смотрел на китайцев.
Старик в японской одежде, назвавшийся Шао Мином, быстро вынул из-за пазухи большой лист бумаги, бережно сложенный вчетверо, развернул и с поклоном положил его перед русским майором.
Майор Грибанов с интересом стал вглядываться в текст, написанный простейшими иероглифами. Чем дальше он читал, тем становился все мрачнее; белесые его брови сошлись над переносьем, образуя глубокую упрямую складку.