С восходом солнца капитан Воронков ушел в овраг и по расселине взобрался на северный обрыв, а с него — на утес, похожий на сторожевую башню крепости. С утеса хорошо просматривались северный и западный склоны острова. На севере Сивучий имел отвесные скалистые берега и был неприступен. Вершина острова, — а он поднимался над водой метров на сто, — была срезана, и там имелась довольно обширная площадка. Над нею кружились кайры — неизменные жители необитаемых островов. Что же касается западного склона, то он выглядел очень живописно. От вершины к западу вела каменная осыпь. Затем шла терраса площадью около гектара. Она была как бы порогом от вершины к берегу и была покрыта густым кедровым стлаником. Пологий глинистый откос вел от верхнего края террасы к сивучьему лежбищу. Овраг врезался в уступ почти до каменной осыпи. Вдоль подножия осыпи, отрезая ее от террасы, к югу шел овраг поменьше. Он был извилист и, очевидно, спускался к морю по южному склону острова.
Едва капитан Воронков огляделся, как его внимание привлек реденький дымок, стелющийся по кедрачу. Журналист прильнул к камням и, не веря своим глазам, долго вглядывался в заросли стланика, пока не заметил, что дымок поднимается из овражка, уходящего к югу. Может быть, это пар от горячего источника? Или клочок тумана?
Пока капитан Воронков строил свои предположения, дымок становился все реже и реже. Но это не успокоило журналиста. Нужно было выяснить, что это. Он решил пока не будить товарищей и самостоятельно обследовать подозрительное место, план созрел моментально: перебраться на террасу и подползти по зарослям кедрача к овражку. Так он и сделал. Каждый, кому доводилось видеть кедровый или ольховый стланик, может без труда вообразить, что за карликовые дебри оказались перед Воронковым.
Искривленные толстые прутья, словно гадюки, переплетаются между собой, образуя на земле сплошной настил высотой почти в человеческий рост. Поверх настила — густые кроны коротких пушистых ветвей. К счастью журналиста, стланик состоял тут из отдельных кущ. Через проходы между ними Воронков быстро добрался до овражка, и тут в носу защекотало от запаха дыма.
Укрываясь в зарослях, Воронков бесшумно подполз к краю овражка и замер: неподалеку — голоса. Говорили по-английски. Воронков плохо владел английским, но смысл разговора понял. Грубоватый голос недовольно говорил:
— Черт побери, они все тухлые. Слышите, Эрвин, вы принесли тухлые яйца!
— Вероятно, они теперь все такие, господин капитан, — отозвался почти юношеский ломающийся басок. — Прошло полмесяца, как мы их собрали.