Весь мир театр (Акунин) - страница 19
За минуту до окончания в ложу вошел полосатый свистун и почтительно встал за спиной у хозяина. Свой зеленый портфель он прижимал локтем, в руках держал книжечку и карандаш.
— Ну так, — сказал ему Царьков, почти бесшумно хлопая в ладоши. — Ее и Штерна поблагодарю лично. Приготовь там что-нибудь по высшему. А со Смарагдова хватит и тебя. Передай от меня карточку, ну и вина, что ли. Он какое любит?
— Бордо, «Шато Латур», по двадцати пяти рублей бутылка, — заглянул в книжечку полосатый и слегка присвистнул. — Губа не дура.
— Полдюжины… Эй вы, потише! — Это было сказано гусару, который, едва закрылся занавес, начал кричать: «Лу-ан-тэн! Лу-ан-тэн!»
Обидел корнета и Эраст Петрович.
— Дайте-ка. — Вновь отобрал у мальчишки бинокль. Очень хотелось рассмотреть, какое у поразительной актрисы лицо, когда она уже не играет.
— Но я должен видеть, как она возьмет мою корзину!
Офицер попробовал вырвать бинокль из руки Фандорина, но с тем же успехом он мог бы попытаться вырвать меч у бронзовых Минина и Пожарского.
— Считайте, что это плата за место, — процедил Эраст Петрович, подкручивая колесико.
Нет, нисколько не похожа, сказал он себе. Лет на десять старше. Лицо не овальное, а скорее угловатое. И глаза совсем не юные, усталые. Ах, какие глаза…
Опустил бинокль, потому что вдруг ощутил непонятное головокружение. Вот еще новости!
Артисты выходили на поклоны не так, как это обычно принято в театре, по очереди, а все разом: впереди премьер и премьерша, прочие во втором эшелоне. Тот, кто играл Смерть, то есть сам Ной Штерн, не появился вовсе — так сказать, блистательно отсутствовал.
Под неумолкающие аплодисменты служители понесли на сцену с двух сторон сначала букеты, за ними корзины с цветами — меньшего размера, потом большего. Примерно половина подношений досталась Смарагдову, половина — Альтаирской. Остальным актерам перепало по одному-два букетика, и то не всем.
— Сейчас вынесут мою! Отдайте же! Вон она! Я потратил на нее месячное жалованье!
Гусар повис на руке у Фандорина — бинокль пришлось вернуть.
Корзина и вправду была пышна — целое облако из белых роз.
— Она возьмет мою, мою! — повторял корнет, кажется не замечая, что от возбуждения дергает соседа за рукав.
— Извольте. Я вижу, вам интересно.
Господин Царьков любезно протянул свой перламутровый лорнет на ручке. Эраст Петрович схватил безделушку, поднес к глазам и с удивлением обнаружил, что оптика не уступает офицерскому биноклю.
Перед его взором снова, очень близко, возникло улыбающееся лицо Элизы Альтаирской-Луантэн. Она покосилась куда-то вниз и в сторону, крылья точеного носа чуть дрогнули. Что могло ее расстроить? Неужели то, что последняя корзина, поднесенная Смарагдову (лимонные орхидеи), роскошнее, чем ее белые розы? Вряд ли. Эта женщина не может быть столь мелко тщеславна!