Ее тело и так было его идеалом, а обтянутое этим чехлом…
Он знал все о ее ногах, но, глядя через прозрачный шифон, как Перис постукивает то одним, то другим каблучком по полу, Тобиас позавидовал шифону.
Ее волосы были подобраны и гладко уложены вокруг головы. Пара простых золотых сережек с гранатами – вот и все ее украшения. Темно-красная помада – того же цвета, что и камни – оттеняла гладкую бледность ее кожи.
Тобиас посмотрел ей в глаза и понял, что она наблюдает за тем, как он ее разглядывает. Он выдал ей свою лучшую улыбку из серии «ты меня поймала» и сказал:
– Я решил, что мы могли бы поехать ко мне и поговорить.
– И не думай об этом.
– Тебе не удалось допить шампанское. Мы бы открыли бутылочку.
Перис съежилась.
– Перис…
Лифт мягко остановился, и бесшумно скользнувшие в стороны половинки дверей открыли путь в отделанный красным деревом вестибюль. Подошедший к ним привратник в ливрее проводил их на улицу.
Перис торопливо пошла прочь.
Тобиас на ходу стянул пиджак и набросил его ей на плечи. Прежде чем она успела его сбросить, Тобиас крепко обнял ее.
– Успокойся, ладно?
– Ты сделал из меня дуру.
– Черт возьми.
Перис сбилась с шага.
– У тебя скверный язык, Тобиас Квинн.
Ему пришлось рассмеяться:
– Ты говорила это, когда мне было семнадцать, а тебе – десять лет. Точно таким же тоном.
– Нет.
– Правда-правда. Я споткнулся о твои ноги – которые были длинноваты для десятилетней девочки – споткнулся и чуть не упал и сказал: «Черт возьми!» А ты сказала: «У тебя скверный язык, Тобиас Квинн».
– Я помню, – она пыталась выдернуть руку. Тобиас притянул ее к себе и направился к своему джипу.
– Ты помнишь, что я тогда тебе ответил?
– У меня по-прежнему длинные нога.
– Твои ноги восхитительны. – Он развернул ее в сторону улицы Вайн. – А я ответил, что ты бы не воскликнула «Черт возьми!», если бы твой язык…
– И это я тоже помню. Ты куда-то не туда зашел.
Почему, ну почему его жизнь, или, хотя бы, его любовь, не могла быть простой? Почему ему суждено терять голову от совершенно невыносимых женщин? Признаться, эта женщина была невыносима по явно иным причинам, чем объекты любого его прошлого увлечения сердца – или какого другого органа, принимавшего в оных интригах участие.
Тобиас сосредоточился, чтобы удержать воображение выше пояса. Господи Боже, может, он действительно ненормальный, в чем его обвиняла его бывшая жена? Его жизнь была у всех на виду. Женщина, с которой он желал оказаться в постели, уже претерпела от угрожающего ему окружения… но все равно он желал ее. Прямо сейчас, на залитом лунным светом тротуаре.