Шантаж.
Четыре месяца назад, когда это все началось, ему чуть не стало плохо. Кто-то позвонил ему и сказал, что его видели, когда он подбирал мальчика-проститутку на Второй авеню. Если он не сделает то, что ему скажут, человек, который пятнадцать лет был его любовником, получит фотографии.
Ему тогда же надо было все прекратить. Ему надо было признать эту ужасную правду, рискуя потерять человека, которого он любил.
Сейчас уже слишком поздно. Сейчас было поздно даже писать письмо единственной живой душе, которая отвечала на его чувства.
Почти ничего не видя, хотя его глаза были сухи и воспалены, Вормвуд, ориентируясь шестым чувством, шел на юг. Лучше всего исчезнуть, не приходя к нему. В конце концов, его партнер никогда не узнает, что его предали.
Одно бездумное действие, один порыв подобрать аппетитного мальчика в широкой рубашке и обтягивающих джинсах – и пятнадцать лет любви и нежности были сметены. Впереди нависал огромный полукруглый край крыши стадиона «Кингдом». Вормвуд утвердил взгляд на сереющей крыше и возобновил движение – шаг, еще шаг и еще.
Теперь уже недалеко.
Удача никогда не дружила с ним.
Художественный дар, который нельзя было назвать великим, записывал его в разряд «и другие». И единственная отрадная постоянная величина в его жизни никогда не узнает, почему его любовник исчез, даже не простившись. Так будет лучше.
Он добрался до квартала полуразрушенных серых домов неподалеку от собора. За его спиной на Первой авеню грохотал транспорт.
Рев двигателей вгрызался в его мозг. Рев.
На тротуаре он налетел на женщину, которая что-то закричала ему, но слов он не расслышал.
Если бы только он не был слаб настолько, чтобы рассказывать о себе кому бы то ни было – даже кому-то искренне сочувствующему. Он открылся и разделил свою радость всего с одним человеком. И это доверие было повернуто против него и использовано, как дубина.
Эх, знаток человеческой натуры! Он доверился шантажисту.
Если бы он не встретил этого мальчика… Если бы их тогда не увидели вместе… Если бы он отказал шантажисту… Если, если, если…
В квартале от Первой авеню грохотали два товарных поезда. Сцепка звенела, катящиеся стальные колеса набирали скорость.
Он побежал, каждые несколько шагов натыкаясь на стены.
– Осторожно, голубчик! – Рот на проходившем мимо лице широко растянулся.
Неудачник. Ты неудачник, сынок.
Сколько лет прошло с тех пор, как его отец заглянул ему в глаза и сказал: «Ты неудачник, сынок. Слабак». Бейсбольная кепка старика была вздернута на потный лоб. На губах блестело пиво из жестянки. «Кто бы мог подумать, что я произведу на свет засранца-гомика?»