>
Желая скрыть подступившие рыдания, Соня уткнулась лицом в свои руки.
– Почему ты спросила? Что с тобой, Сонечка? Ты вся дрожишь.
Ида энергично поднялась, села рядом и, взяв дочь за плечи, постаралась заглянуть ей в лицо.
– Что случилось? Не рви мне сердце. Ты плачешь? Боже мой! У меня давно уже нет своей жизни, я живу только воспоминаниями и тобой! Что произошло? Это Лыжница, дура, тебе наговорила?..
– Я ушла от Тимура.
– Ка-а-ак? – изумленно воскликнула Ида.
Потрясение от услышанного было так велико, что она даже вскочила на ноги.
– Вот это новость! Вы же были так счастливы!
– Я разочаровалась, – глотая слезы, тихо прошептала Соня.
– Но что он натворил? – теряясь от нахлынувшего волнения, спросила Ида.
Она забегала по комнате, подскочила к комоду, извлекла из него пару носовых платков, в один высморкалась сама, другой протянула дочери.
– Он перестал быть художником, – утирая лицо и тихо всхлипывая, горестно сообщила Соня. – Утром я думала удавиться, а сейчас думаю, что он того не стоит. Он предал меня, и я не люблю его, я его ненавижу.
– Он что? – тут Ида сделала театральную паузу и понизила голос. – Изменил тебе?
– Хуже.
– Тогда что же?
– Он изменил себе.
Взглянув на дочь, Ида наконец-то поняла, что так неуловимо изменилось в ней за последнее время – в Соне появилась невиданная ранее решимость. Глаза дочери сверкали, как горящие угли. Ида испуганно отшатнулась.
– Вот те раз, – растерянно прошептала она. – А ну пойдем на кухню, ты нам все подробно расскажешь.
Буквально силой она потащила Соню за собой, и ровно через пять минут три женщины уже сидели вокруг круглого стола, плотно заставленного чайным сервизом.
Рассказ Сони был сбивчив и неясен. Слова вязли в горле, и говорить их не хотелось. Соня чувствовала себя как на медицинском осмотре, когда нужно раздеться догола и дать ощупать свое покрытое мурашками тело брезгливой докторше с холодными руками. Когда слезы высохли, она и вовсе пожалела о том, что разревелась и вынуждена теперь отчитываться. Выпив два стакана сладкого чая и немного успокоившись, она захотела отделаться от надоедливых расспросов. Сделать это было не просто. Ида сверлила свое дитя гипнотическим взглядом, гладила по руке и вообще проявляла признаки повышенного интереса и возбужденности. Драма любви была ее любимой темой, стихией, в которой она чувствовала себя как рыба в воде, в которой черпала все восторги и вдохновения. Лыжница подливала чай, когда надо, охала, когда надо, громко причитала или хватала себя за щеки и начинала сокрушенно мотать головой. Толкая друг друга под столом ногами, они засыпали девушку горячими вопросами, требовали откровенности, строили догадки и сахарно-певучими голосами тешили надежду на лучшее. Этот бабий совет показался Соне настолько унизительным, что она еле сдерживалась, чтобы не вскочить и не сбежать. С гадким чувством участницы глупейшего ток-шоу, где главная тема – ее несчастная любовь, она мучилась с ними до тех пор, пока в квартире не раздался звонок.