— Вам? — Отпустив женщин, продавщица подошла к нам.
— Сигареты, пожалуйста… Нет, вон те… — «курьер» указал на пачки, лежащие в глубине прилавка. Когда продавщица отвернулась, быстро пожал мне руку.
Расплатившись за сигареты, он вышел из магазина. Вслед за ним — и я. Мы разошлись в разные стороны. Бумагу я положил во внутренний карман пиджака. А через несколько минут Дуйтис читал вслух сообщение «курьера»:
«Позвонил Мергелису. Долго ждал. Он спросил: «Кто?» Я сказал: «От Вернера». Ответил: «Ждите!» Открыл дверь. Стоял, держа руку в кармане. Спросил: «Что нужно?» — «Вам привет из Мюнхена», — оказал я. Позвал меня к свету, посмотрел в лицо. «В Мюнхене я знаю только Вернера». Затем ушел. Позвал меня. В комнате горел свет, окно было занавешено. «Как добрались?» Сказал, что сидел несколько дней на границе: русские усилили охрану. Поверил. Взял деньги. Инструкцию долго читал. Оставил жить у себя».
— Устно ничего не добавил? — спросил Крылов.
— Очень торопился…
Весь день я был сам не свой. Читал какие-то бумаги, с кем-то беседовал, что-то отвечал. Но все это было не главное. Беспокоило одно: «Как там Скляревский?» Хотелось побольше узнать о банде, и росла тревога: один неосторожный шаг — и человек пропал.
На следующее утро повторилось все сначала, только встретились мы в перелеске. «Курьер» опять торопился. В записке он докладывал:
«Часто заходят «свои». Мергелис прячет меня в соседнюю комнату, откуда все слышно. В банде сто человек. На вооружении винтовки, гранаты, взрывчатка. Уверяет, что скоро будет война. Спрашивал меня, я подтвердил. Где находится оружие — пока не выяснил. Спрашивать опасно.
Решили сорвать первомайскую демонстрацию. Операция — «Фейерверк». В разных частях города будут взрывы. Бросят гранаты в демонстрантов. Взорвут электростанцию. Ночью нападут на горсовет».
Когда Дуйтис закончил читать сообщение, я сказал:
— Скляревский просил обратить внимание на пса… Не удивляйтесь. У Мергелиса есть дог, огромный, черного цвета. Безоружному с ним не справиться…
Вот уже с неделю я не видел Жольдаса. С того самого дня, как он, после больницы, неожиданно пришел ко мне в кабинет. Болен или обиделся? Я решил зайти к нему.
Жольдас сидел без пиджака и, наклонившись над столом, что-то усердно писал. Окно, на котором были заделаны все следы побега Крюгера, было раскрыто настежь. С улицы доносился городской шум. Жольдас был так увлечен делом, что при моем появлении даже не шелохнулся.
— Добрый день, Витаутас, — умышленно громко сказал я.
Он поднял голову, и в его глазах промелькнуло удивление. Моего визита он не ожидал.