Владимир готов был в любое мгновение вскочить. Пронский стоял у порога.
Сколько времени продолжалось это, Владимир не знал. Внезапно шаги стали удаляться. Куда? Тише, тише, почти неслышно… «А-а, у входной двери!» Забродин напрягал слух, но в ушах звенела тишина…
«Если вышел в коридор, было бы слышно щелканье замка.
Нет. Стоит. В любую минуту может вернуться!» Владимир осторожно посмотрел на часы: два часа…
Паркет вдруг затрещал громко, шаги стали уверенными. Заскрипела кровать, и все замерло.
Разрядка наступала медленно. О сне Забродин теперь уже не думал. «Что хотел Пронский?»
В половине четвертого Забродин разбудил Михайлова, наклонившись к его уху, шепотом предупредил о ночном хождении в соседней комнате и сразу же уснул.
Когда Забродин проснулся, было светло. Через приоткрытые створки окна с улицы доносились дребезжание трамвая, гудки автомашин. Он оделся и вышел. Михайлов умывался, а Пронский стоял возле балконной двери и смотрел на улицу.
Забродина поразило его лицо: казалось, он постарел за ночь. «Какая буря пронеслась в его душе?» На приветствие Владимира Пронский ответил сухо и неохотно.
Завтракать отправились в знакомое уже кафе. Пронский молчал и становился все мрачнее. Когда выпили кофе и собирались уже выйти на улицу, чтобы приступить к намеченной на день программе, он резко поднялся и заявил:
— Идемте в гостиницу! — Это было сказано таким тоном, какого Забродин от него еще не слышал.
— Что случилось, Николай Александрович? — насторожился Михайлов.
— В номере объясню…
Они поднялись на третий этаж.
— Так, в чем же дело, Николай Александрович?
Пронский опустил глаза и решительным тоном сказал:
— Я не буду с вами работать. Везите меня обратно, сажайте в тюрьму! Судите. Делайте со мной, что хотите! Я не могу!
Забродин притих. Михайлов, видимо, тоже растерялся, но попытался перевести все в шутку:
— На вас, вероятно, плохо подействовала перемена климата? Чем объяснить такой поворот?
— Не шутите! Это серьезно, — Пронский говорил взволнованно и твердо. — Я над этим непрерывно думал. Еще из поезда хотел бежать… Сегодня ночью я мог бы убить вас или просто уйти из гостиницы. Наконец, повеситься на крюке, к которому подвешена люстра, или выпрыгнуть с балкона и таким образом покончить с собой. Но я не могу. Не в состоянии этого сделать! Я знаю, что вы правы. Будущее за вами. Разумом я с вами, с родиной, которую я уже не могу предавать. Вырос же я на Западе, там остались мои друзья. Я не хочу подводить их и не буду! Сажайте меня обратно в камеру!..
Пронский «выплеснул» все. Забродин видел, как покраснел Михайлов, напрягся. Он искал выхода: ведь одно неосторожное слово и трудно предвидеть последствия.