И вот потомок бесогодного Велеса великий князь Данило Иоаннович «в 6-е лето на хижине в Букалове заложи град и нарекоша имя ему Москва». Понимай как хочешь этого князя. Все одно к одному. Чародейский город, «лютый в людех» город. И вправду лютый, не для людей, для бесов учрежденный. Но люди-то где только не живут! И в пустынях, и в болотах, и при букалище. Живучее племя и плодовитое, особенно плодовитое перед мором или еще каким несчастливым событием. События боялись, но множились.
Трясения земли особенно боялись на Москве, потому что, разверзнись под ней бездонные полости, на которых стоит, и нет Москвы. Когда-то понимали природные наказания правильно, именно как наказания, и, убоявшись, вспоминали о душе. Так, кое-кто вспоминал, но хоть кое-кто. «Земля от создания укрепленная и неподвижная повелением Божиим ныне движется, от грехов наших колеблется, беззакония нашего вынести не может». А ведь многотерпеливая. Сие в тринадцатом веке писалось свидетелем землетрясения епископом владимирским Серпионом.
Через примерно двести лет летописец свидетельствовал: «В 6 час нощи тоя потрясеся град Москва, Кремль и посад весь и храми колебавшееся». Позднее, лет через тридцать, снова случился «трус в граде Москве», и рухнула церковь Пресвятой Богородицы. А неча было город закладывать на бесовском месте, скажу я, задним умом крепок.
Много раз случалось, что сами по себе начинали звонить колокола. И уж понимали, что Москву раскачивают себе на забаву бесы, заточенные в бездонных известковых полостях, а также те тысячи покойников, что были туда, в подземелья, сброшены во время чумного мора и холеры, а не погребены по христианскому обряду. Может, на забаву раскачивают, а может, наружу хотят. Кто их, бесов да неупокоенных, знает?
Еще об одном московском землетрясении свидетельствует Карамзин, но к веку девятнадцатому, прагматическому и просвещенному, уж забыли о том, что просто так, только лишь из-за тектонических случайностей, земля не качается, погреба не трескаются и провалы посреди мостовых не образуются. И если вдруг начинают раскачиваться люстры, стол с горящими свечами в шандале едет прочь от стены, а двери хлопают, никто не примет сие за предупреждающий знак, а назовут землетрясением, поудивляются и переживут.
И бесам, должно быть, стало неинтересно. Землю московскую они трясли все слабее. В двадцатом веке не землетрясения были, а недоразумения. Но, может, бесовня примеривалась, силы берегла…
* * *
– What about your summer holidays, my dear friends? – спросил Юрий Алексеевич Мареев, учитель английского языка, он же классный руководитель. Спросил в последний день перед летними каникулами, да и вообще в последний раз спросил – генераловская школа закрывалась навсегда. – What about your plans? Who wants to tell us? In English, please!