…На работу Юрия Алексеевича приняли, несмотря на то, что поначалу смущенно кряхтели над пометкой о судимости. Но учителя-то в дефиците, особенно с опытом, особенно с редкостным – просто блестящим – образованием. Юрию Алексеевичу тут же предоставили комнату в общежитии Педагогического института, и он перебрался туда, захватив с собою только самое необходимое. Перебрался в крошечное помещение, в скудный казенный уют, заколотив свой дом в Генералове.
Первое сентября – вот оно. Школьная линейка в солнечном дворе, первый урок – еще и не урок, а так, разминка, дурачество одно. Good morning, children. Glad to see you. I hope we'll become friends.
Первое сентября, шепотки и перемигивания за спиною – Юрий Алексеевич имеет успех у старшеклассниц и учительниц помоложе. Впрочем, и две-три школьные старушки ему, без сомнения, благоволят. Одна из них, завуч, после уроков манит его пальчиком и матерински улыбается:
– Пожалуйте в учительскую, Юрий Алексеевич. Все девочки вас ждут. Вы необычайно популярны с первого дня. Там уже тортик. И чай разлит. А у меня, признаюсь, бутылочка муската припасена, чтобы сделать общение более непосредственным. Но! Девочки девочками, а я бы посоветовала вам не заводить в школе романов без серьезных намерений. Не вносить в коллектив раздор. Мне вполне хватило прошлогоднего физрука. Такой был мизерабль! Я думала, хоть лысина во всю голову их отпугнет и солидный возраст, так ведь нет, ошиблась. Такие у нас тут африканские страсти кипели, вы себе не представляете. Слезы, ревность, недостойные учительского коллектива сплетни. Но и он хорош. Прямо на этом самом диване, вот глядите, Юрочка… Нет-нет, не буду сплетничать. Одно слово, мизерабль. Теперь-то у нас физруком дама средних лет. Так я вас предупредила, милый Юрочка.
Тортик съели под разговоры до крошки, припасенный мускат выпили – по наперсточку. Но и этого хватило, чтобы у «девочек» зарделись щечки и заблестели глазки. Засиделись за разговорами до вечера. Чтобы никого «из девочек» не провожать, давая повод пересудам, Юрий Алексеевич раньше всех покинул гостеприимную учительскую, отговорившись проблемами бытоустройства.
Бытоустройство! О, как не хотелось ему возвращаться в необжитую комнатушку общаги, где стены крашены скучной бежевой краской, а из-под нее, местами облупленной, глядит зеленая. Где оконное стекло треснуло сверху, а за окном в узких обвисших занавесях – глухая стена соседнего дома и проржавевшие мусорные бачки под нею. Где на шатком столике у окна точно такая же стершаяся клеенка, какая была у него в Генералове, пока не разодрал он эту клеенку в приступе отчаяния. Где на полу белесо-рыжий исшарканный линолеум, а на скрипучей неприветливой кровати – тюремного вида матрас. И ничего похожего на сантехнические красоты того самого мотеля, который он трусливо и поспешно покинул.