Спустя семь часов адского разгула бригады ушли, забрав с собой новоиспечённых рабов, скот, трофейное шмотьё и мясо. Муром всё-таки накормил страждущих.
Много воды утекло с тех пор и крови немало. Муром окреп, навашинские бригады чуток поутихли. Но эти пыльные красные земли к востоку от Оки всё так же не сулили путникам ничего хорошего.
Стас шагал вперёд уже минут сорок, по-прежнему не отмечая вокруг никаких наземных ориентиров. Солнечный диск оторвался от линии горизонта и висел над пустошью раскалённым пятном, заставляя длинные тени ползти на запад, словно даже этим жалким раболепным созданиям было не уютно на дышащей смертью равнине. Время от времени не знающий преград ветер приносил невесть откуда облака пожирающей солнечные лучи пыли, и тогда тёмные беглецы умеряли прыть, испуганно бледнея и мечась в разные стороны потерявшими чёткость аморфными телами. Но облака пролетали мимо, и тени снова возобновляли с каждой минутой слабеющие попытки обрести свободу, лишь для того, чтобы к полудню выдохнуться, будучи притянутыми хозяином «к ноге», а после с новыми силами устремиться на восток, к темнеющему горизонту, и умереть там.
Иногда в светлеющем небе пролетали вороны. Большие, чёрные, они кружили над пустошью, ловя потоки воздуха широкими крыльями, и присматривались. Деловито крутили головами, неспешно, обстоятельно прикидывали что-то, оценивали и летели дальше, посчитав видимо, что время ещё не пришло, нужно подождать. Терпение — вот главная благодетель падальщика, всегда и везде дарующая ему кусок подгнившего мясца, так славно и легко, почти самотёком, проскальзывающего в горло.
Очередное пыльное облако, возникшее, казалось, из пустоты в полусотне метров, зависло, неспешно кружась, и со следующим порывом ветра метнулось вперёд, окутав Стаса бурой пеленой глинозёмной взвеси. Пыль моментально набилась в глаза, рот, нос, вынудив захваченную врасплох жертву пригнуться, а потом и вовсе упасть на четвереньки, отплёвываясь и фыркая. Облако заложило вираж над головой и, подпитывая своё стремительно разрастающееся тело мириадами песчинками с ржавых земляных проплешин, устремилось дальше.
Стас откашлялся, выплюнул мерзко хрустящую на зубах слюну и, часто моргая слезящимися глазами, поднялся. Но не успел он и пары раз хлопнуть по шинели, выбивая пыль, как уже лежал брюхом на земле и сослепу водил стволом в поисках невидимых целей.
Громкий и будто дробный звук выстрела в нарушаемой доселе только завываниями ветра тишине врезал по ушам не хуже звездюля наотмашь. Стас сильно зажмурился и вытер тыльной стороной ладони обволакивающую раздражённые глаза влагу. К мутным силуэтам деревьев, ставших похожими на гигантские грибы с развесистыми шляпками-кронами присоединилось движущиеся в некотором отдалении пятно. Всё ещё слезящийся глаз припал к оптике. Пятно резко увеличилось и обрело вид человека в длинном песочного цвета плаще и больших защитных очках. Голова была непокрыта. Русые волосы обрамляли лицо короткой стрижкой сверху и окладистой солидной бородою снизу. В руках лежал, — Стас пригляделся, — «Абакан?».