Стрелка настенных часов приближалась к трём. В кабаке было немноголюдно. Двое случайных посетителей отталкивающей наружности стучали ложками, доедая похлёбку в углу. Ещё один — глодал мосол возле окна. Бледный солнечный свет падал сквозь мутные стекла, едва освещая внутренности заведения общепита — относительно небольшое квадратное помещение в одноэтажной хибаре, меблированное массивными столами и скамейками, почерневшими от времени и грязи. Обшитые грубыми досками стены, как, впрочем, и все деревянные предметы интерьера, включая пол, были превращены в полотно, на котором нашли выход скромные творческие амбиции местных завсегдатаев. Доминировала эротическая тема в самом раскрепощённом её проявлении. Кое-где изображения вожделенных материй перемежались каракулями призванными пояснить отдельные моменты композиций или же сообщить зрителю имена вдохновивших художника особ. Изредка встречались самодостаточные надписи, служащие либо памятками, как «Пыру хуем по губам», либо констатацией героического свершения, как «10.06.2070. Пять зарубок на приклад». Из приоткрытой кухонной двери тянуло затхлостью и прогорклым жиром.
— Шиповника… — задумчиво выговорил Коллекционер. — Ты, Вдовый…
— Вдовец.
— Да какая нахер разница? Бросай, короче, закидоны лацевские. И так в твоей компании вынужден светиться — уже беда — так ты ещё и спиздануть норовишь постоянно херню какую-нибудь. Дискредитируешь меня в глазах общественности. То трупы в реке его не устраивают, то шиповника-хуёвника ему подавай. Накличешь беду на мою голову.
— Ладно-ладно, — согласился Стас. — Постараюсь вести себя естественнее, по здешним меркам. Разбужу низменные инстинкты.
— Не перестарайся только.
— Первое, — оповестил подоспевший рахит и плюхнул на стол две тарелки, изрядно набрызгав.
Стас побултыхал ложкой содержимое, заявленное как солянка, и после небольшого раздумья приступил к трапезе, стараясь пореже смотреть вниз, дабы не вникать в происхождение мелко порубленных ингредиентов.
Уха Коллекционера выглядела тоже не слишком аппетитно — желтовато-серая, мутная и отдающая к тому же совсем не характерным для этого блюда душком.
— Что за зверь? — кивнул Стас на тарелку с рыбьей головой, островом возвышающейся посреди бульона.
— Хрен знает, — охотник поддел зубастую голову ложкой. — На окуня похож.
— А глаза где?
— Нету, — Коллекционер повертел предмет обсуждения, рассматривая его со всех сторон. — Атрофировались, наверное, — сделал он вывод, оторвал жаберные щитки и, приложившись губами, с шумом засосал разбредающуюся мякоть.