Я лишь мотал головой: в конце концов он мог знать и не знать, сказать или не сказать.
— Ты имеешь в виду неприглядные истории, которые у всех на слуху? Всегда есть что-то отталкивающее. История города может быть уподоблена старинному большому дворцу с беспорядочно разбросанными залами, жилыми комнатами, бытовками, мансардами, целым рядом потайных уголков… не считая тайного хода или даже двух. Продолжив исследование, ты все это обнаружишь. Да. Раньше или позже, но ты разыщешь их: кто-нибудь скажет тебе нечто, чего ты еще не знал. Возможно ведь? Некоторые комнаты заперты, но ключи… еще не потеряны.
Глаза старика отражали мудрость достаточно повидавшего за свою жизнь.
— Тебе покажется, что ты наткнулся на самую ужасную тайну Дерри… но всегда найдется и другая… и еще… и еще…
— А вы…
— Ты должен простить меня. Что-то нехорошо сегодня с горлом. Время принять лекарство и вздремнуть.
Иными словами: вот тебе Бог, вот — порог…
Последовав совету Карсона, я начал с Фрике и Мишо. Но я тщательно проштудировал их, прежде чем выбросить в мусорную корзину. Старик оказался прав; это было плохо. Взяв Баддинджера, я завел блокнот и стал делать выписки по собственным ремаркам на полях. Баддинджер доставил мне море удовольствия, однако выписки — вещь, как известно, весьма специфическая — как тропинки, вьющиеся в глухих зарослях. Они петляют, дробятся… в любой точке можно взять неверное направление, которое равновероятно приведет либо в самое сердце зарослей ежевики либо в болотную грязь. «Если найдете в тексте сноску, — учил нас профессор-библиограф, — разделайтесь с ней, пока она не дала потомство».
И они действительно «давали потомство», а порой — о ужас! — размножались как тараканы, хотя такое бывало нечасто. В «Истории старого Дерри» в строгом толковании Баддинджера (Ороно: Изд-во Мэнского университета, 1950) они блуждали по столетней кладези забытых книг и запыленных магистерских диссертаций по истории и фольклору, статей давно закончивших свой век журналов и бесчисленного множества отчетов и регистрационных актов мэрии.
Куда более интересным занятием были мои встречи с Сэнди Айвзом. Время от времени его рассказы пересекались с баддинджеровской «Историей», но тем дело и кончалось, поскольку Сэнди упирал в свое время на изустную историю — грубо говоря, слухи, — причем чуть ли не стенографируя их. Здесь Баддинджер, конечно, проигрывал.
Айвз написал серию очерков о Дерри шестидесятых. Большинство его собеседников-старожилов к началу моих собственных изысков скончалось, оставив, правда, сыновей, дочерей, племянников и кузенов. Преемственность — великая вещь: за каждым умершим старожилом приходил новый. Хорошее в истории никогда не умирает — оно просто проходит. Я пересидел на множестве балконов и веранд, выпил реку чая, темного пива, браги, наливок, настоек из бочек и воды из источников. Чего я только не наслушался, а ролики моего записывающего устройства не переставали крутиться.