Его юношество частенько отмечалось трепками. В конце концов он сбежал от трепок в колледж в Уичито, но совершенно избавиться от этого не удалось, и частенько он вспоминал голос матери, преследовавший его в сновидениях и приговаривавший:
«Поди сюда, Томми. Я задам тебе трепку. Трепку…»Ему было четыре года. Через три месяца после рождения последнего ребенка Ральф Роган умер. Опять же «умер» — не то слово, скорее подходило «покончил самоубийством». Это больше подходило к ситуации, когда в один прекрасный день он влил приличное количество щелочи в бокал с джином и выпил эту дьявольскую смесь, сидя на краю ванны. Миссис Роган нашла место на заводе Форда. Одиннадцатилетний Том остался за старшего в семье. И когда он «отпускал вожжи»: например, малышка начинала пищать после ухода няньки, что обозначало намокшие пеленки, и они оставались мокрыми до прихода матери… если он забывал встретить Мигэн после школы на углу Брод-стрит, и это не укрывалось от взора пронырливой миссис Гант… если в тот момент, когда Том всецело был поглощен эстрадной передачей по телевизору, а братец Джон устраивал в это время на кухне кавардак… — тогда, после того как все остальные дети укладывались по своим кроватям, появлялась щелкающая длань, и мать приговаривала: «Иди-ка сюда, Томми. Я задам тебе трепку».
Лучше бить самому, чем быть битым.
Этот тезис он прекрасно усвоил на своем жизненном пути.
Конец ремня обернулся петлей. Том просунул в него руку. Удобно. Он представил себя в роли своей матери. Кожаная полоса захлестнула его запястье наподобие безжизненного тела черной змеи. Головная боль прошла.
Жена извлекла из ящика последнюю вещь — линялую хлопчатобумажную комбинацию на кнопках. Мысль, что телефонный звонок мог быть от любовника, промелькнула не задержавшись. Это было смехотворным. Женщина, собирающаяся на встречу с любовником, не будет брать с собой линялые блузки и хлопчатобумажные ночнушки с буфами из синтетики. Да и не отважится она…
— Беверли, — негромко сказал Том, однако она в испуге обернулась. Волосы рассыпались, глаза округлились.
Ремень заколебался… и повис. Том пристально смотрел на жену, ощущая некоторую неловкость. Да, вот такой она бывала перед большими показами, и он не встревал, понимая, что ее переполняет смесь боязни и агрессии, а в голове будто светильный газ: одна искра — и все взорвется. Она рассматривала эти показы отнюдь не как средство отделиться от Дилии, а как возможность самовыражения. Она казалась счастливой, когда они подходили к концу. Но именно эти показы отчетливо высвечивали все грани ее таланта. Для Беверли это были своего рода «сверхэкзамены», на которых ее оценивали лютые судьи. Но она видела одного — главного, безликого, имя ему было