***
... Отряд всадников, грозно бряцающих доспехами, возглавляемый самим начальником городской стражи, появился во взбудораженном палаточном поселке внезапно. Грузный Ипшак, облаченный в золоченую кольчугу и затейливый шлем, изукрашенный грифами и львами, гневно потрясал плетью и кричал, брызгая слюной:
— Всем немедленно разойтись!
Но толпа, распаленная речами отчаянного шамана, и не думала подчиняться приказам властей. Народ за считанные мгновения превратился в рычащую стаю волков, с ненавистью глядевшую на свору верных псов проклятого колдуна. В сторону стражников полетели камни и палки, раздались оскорбительные выкрики. А где-то в центре сборища продолжал вещать невидимый за плотно сомкнутым рядами людей мятежный шаман:
— Вот они, кровавые шакалы! Я знаю, их послал Заркум. Он выследил меня своей волшбой, он боится меня! Великий страх вкрался в его черную душу, я чувствую это! Дни тиранов сочтены! Раздавите их, люди!
Ишпака перекосило от этих слов... был ли то гнев или страх? Скорее, и то и другое сразу. Камень, гулко ударившись о его шлем, оставил уродливую вмятину в затейливом узоре. Глаза военачальника налились кровью. Он резко махнул кольчужной перчаткой, и закованные в сталь и бронзу всадники, ощетинившись пиками, с воинственным кличем врезались в толпу взбунтовавшихся людей. Началась кровавая бойня.
В обезумевших коней вцепились десятки злых рук. Они стаскивали стражников на землю, топтали их ногами и рвали их в клочья — ножами, топорами, ногтями, зубами. В руках у некоторых мятежников появились луки — и несколько воинов Заркума вскоре превратились в ощетинившихся дикобразов, Однако колонна всадников продолжала, подобно стальному тарану, упорно пробиваться к центру сборища — туда, где стоял, выкрикивая угрозы, шаман.
Ишпак, работая тяжелым бунчуком как палицей, проложил себе дорогу в толпе, но в тот момент, когда его закованная в сталь могучая рука протянулась к старику, стремясь схватить того за белые космы, шаман вдруг закричал диким голосом и бешено завертелся волчком. Он вращался все быстрее и быстрее, беспрестанно завывая, так что уши Ипшака заложило, а в глазах зарябило. Но вот вой резко оборвался... а на том месте, где только что был шаман, хлопнула нестерпимо яркая вспышка. Ишпак ослепленно заморгал, а когда зрение вернулось к нему, вещего старца уже нигде не было...
***
... Подобного унижения кичливому военачальнику испытывать еще не доводилось. Заркум клял его последними словами, точно ничтожнейшего из рабов. Мясистые уши Ишпака горели огнем, в груди закипала злоба, но он продолжал стоять, покорно склонив голову и потупя взор. Оставалось лишь надеяться, что чародей, зайдя слишком далеко в своем гневе, не превратит его в кучу золы. Однако обошлось. Немного поутихнув, Заркум презрительно развернулся спиной к провинившемуся военачальнику и небрежно процедил: