Манера, не переставая жевать, ответил:
— Думаю, мне и незнакомого не слишком приятно было бы расстреливать.
— Всем неприятно, пока не начнешь, — сказал третий.
— А я бы не целился, — сказал первый. — Я бы стрелял мимо.
— Это все хорошо для первого раза, — сказал третий.
— А я с первого раза целился и стрелял по ним, — сказал четвертый.
Из вестибюля раздалась команда: «Смирно!» — у подъезда затормозила машина, а внизу Джулай кончал объяснять свой способ, как держать ноги в тепле.
Его слушал только великан рабочий. Только он взял у него каштаны, только он ответил на вопросы, которые задал Джулай, по-прежнему стоявший у стены и державший одну ногу на другой. Как только он узнал, что заключенные спят прямо на полу, так сразу пустился рассказывать о своем способе держать ноги в тепле, даже если их нечем укрыть.
— Нужно всего-навсего немного ваты, — сказал он. И тут же покраснел: как видно, он понял, насколько бесполезно все, что он говорит, и вспомнил, что уже видел их лица мертвыми. Он потер одну ногу в домашней туфле о другую и опустил взгляд.
Опустившись, его взгляд стал скользить от ноги к ноге и остановился, когда увидел босые ступни на холодном полу — огромные, серые ступни, по которым сзади медленно стекало что-то черное.
— Смотришь на мои ноги? — спросил великан рабочий.
Джулай не ответил; он увидел возле него пустые башмаки, меньше его ступней, и снова подумал о том, что видел сегодня утром на тротуаре Ларго Аугусто и под памятником мертвецов, лежавших в ряд, их ноги, вытянувшиеся в ряд, и среди них — нагого старика, праотца человеческого.
А что было здесь? То же самое. Здесь умирали те, кого наверху он видел уже умершими.
— Почему ты их не накроешь? — сказал Джулай.
Он наклонился, как наклонялся над стариком, и в этот момент решетчатую дверь отворили.
— Вот он, — сказали за его спиной.
В клетку вошли двое, еще несколько человек стояли за решеткой, все в разных мундирах: серых, серо-зеленых, коричневых. Из тех двух, что вошли, один был высокий и показался ему, в своем немецком мундире, красивым мужчиной. Джулай подумал, что он даже не похож на немца, что это, наверно, и есть тот самый капитан, о котором ему говорили, но не подумал, что тот пришел освободить его.
Он не думал больше о своем собственном освобождении, как будто уже и не желал его. Он выпрямился и увидел, что красавец в немецкой форме смотрит на него, смотрит, как ему показалось, преувеличенно внимательно и строго.
— Да, это он, — услышал Джулай слова второго вошедшего.
Ему приказали выйти; он вышел; тем временем капитан спросил, кто эти рабочие.