— Спокойно! Сидеть!
Овчарка сейчас же выполнила команду, села на задние лапы, но успокоиться не могла, тихонько скулила и не сводила настороженных глаз с зеленой чащи, где скрылся зверь. И лишь постепенно успокоилась.
Пограничники расположились на большом камне. Сняв шапки, расстегнув воротники гимнастерок, они с удовольствием закурили. Отдохнув, оглядевшись, они вдруг увидели, что их со всех сторон обступает чудесная закарпатская весна.
На гибких пушистых березовых побегах стланика, полускрытого мохом, раскачивались, трепеща крылышками, пестрые бабочки. Разогретая земля курилась легким дымком. Сквозь ржавые листья, сквозь опавшую хвою и мшистый покров пробивались синие созвездия фиалки и жемчужные гроздья ландыша.
Над розовыми и пахучими цветами волчьего лыка, над сырой ложбиной, где цвела черная ольха, деловито гудела армия лесных пчел, собирающая ранний мед.
Дальше, за ложбиной, на каменистом солнечном склоне, живой колючей изгородью поднимались заросли держи-дерева. Его растопыренные во все стороны ветви щедро облиты мелкими золотисто-желтыми цветами, похожими на колокольчики. Подует оттуда ветерок — и кажется, что хрустально звенит лес.
Кизиловое дерево не зеленело еще ни одним листочком, но зато оно пылало нежнолимонными цветами.
В каменистых расщелинах, в морщинах скал и утесов краснели ветки горной руты.
Омела уже вскарабкалась на второй и третий ярусы ветвей берез и сосен и распустила там, на большой высоте, чтобы всем было видно, свои ранние цветы.
Солнце не показывалось из-за леса, но лучи его все-таки проникли сюда, в дремучие заросли: они лежали на поверхности лужи, оставшейся от недавних дождей, они проборонили тонкими золотыми зубьями изумрудные, белые, черные, зеленокоричневые ветвистые и ковровые мхи, они перебегали с ветки на ветку, омывали своим преображающим светом старые камни, молодили угрюмые папоротники, прокладывали дорогу пчелам к их медовым источникам, пронизывали до дна родниковые чаши, украшали землю причудливым узором, какой и не снился самому великому чеканщику, золотых дел мастеру.
Смотришь на все это — и тебе, как и весне, хочется цвести своими делами, своей жизнью-, своими думами и надеждами.
…Тюльпанов докурил сигарету, поправил шапку и, солидно откашлявшись, будто собирался произносить речь, поднялся с камня, посмотрел на Смолярчука. Лицо молодого солдата было напряженным, торжественным.
— Товарищ старшина, разрешите обратиться по личному вопросу? — проговорил он твердо и четко.
Смолярчук посмотрел на него с удивлением:
— Что это вы так официально? Обращайтесь.