— Товарищ старшина, вы когда вернетесь на свою заставу?
— Как прикажут. Думаю, дня через три. Почему это вас интересует?
Тюльпанов помолчал, пристально рассматривая темную, с затвердевшими мозолями ладонь.
— А на пятой заставе у вас есть помощник? — спросил он, снова устремив взгляд на Смолярчука.
— Нету пока. Ранен мой помощник, лежит в госпитале. А что?
— Возьмите меня с собой на пятую. Я так буду у вас учиться, так буду вам помогать…
— Зря ты меня избрал своим учителем, товарищ Тюльпанов. — Смолярчук тяжело вздохнул. — Недолго мне осталось жить на границе. Кончается моя служба, Жду демобилизации.
— Демобилизуетесь? Вы? Зачем?
— Как это «зачем»? Что ж, по-твоему, я должен здесь до старости служить?
— А что вы будете делать, товарищ старшина, после демобилизации?
— Работы на мою долю хватит дома.
— Хватит, конечно, но такой, как здесь, не найдется.
— Найду, не тревожься. Человек рождается для мирной жизни, а не для военной. Женюсь, обзаведусь семьей. Между прочим, дома, в Сибири, меня ждут не дождутся. Тракторист я, механик, не забыл?
— Тракторист, конечно, профессия хорошая, но следопыт еще лучше. — Тюльпанов перевел грустный взгляд на Витязя. — Значит, осиротеет овчарка?
— К тому времени, пока мне демобилизоваться, я постараюсь, чтобы с нею кто-нибудь подружился. Сиротой не оставлю.
— Так подружите со мной, товарищ старшина! — воскликнул Тюльпанов.
Смолярчук для видимости, порядка ради, решил сдаваться не сразу.
— Не со всяким пограничником захочет дружить мои Витязь. Характер у него крутой.
— От меня он не откажется. Еще до вашей демобилизации подружимся. Успеем! В один день пять суток буду укладывать.
— Ну, хорошо. Так и быть, походатайствую, чтобы перевели тебя на пятую, — с деланной неохотой согласился Смолярчук. — Только не знаю, что из этого получится.
— Хорошее получится! — убежденно объявил Тюльпанов. — Командование всякое ваше ходатайство уважит.
— Ладно, не заглядывай вперед! Пошли на пост…
Пограничники не спеша начали подниматься в гору по благодатной весенней зоне Верховины. С каждым их шагом все больше и больше становилось расстояние между ними и тем, кто проложил след.
После того как Файн оставил на своем следу медвежий помет, он прошел на звериных лапах еще метров двести и под огромной елью, спустившей чуть ли не до самой земли разлапистые ветви, остановился. Дальше хитрить было бы бессмысленно и невыгодно. «Если пограничники и ринулись по следу, то, наткнувшись на свежий помет, они окончательно убедятся, что имеют дело со зверем, и прекратят преследование. Если же не поверят, тогда… Нет, обязательно поверят. Не тревожься напрасно, друг, — подбадривал себя Файн. — Стремительно продвигайся вперед, как можно скорее выходи из пограничной зоны, где возможны всякие случайности, не предвиденные даже „Бизоном“».