– Но ты же не слышала ни одной моей песни. – Теперь в его глазах читалось удивление.
– Слышала, – призналась Черепашка. – Подходя к твоей палате, мы услышали гитару… Короче, я подслушивала.
– А знаешь, ведь я это почувствовал… Но то, что ты слышала, еще не написано… Это ерунда, так, набросок…
– Я это поняла.
– Какие мы с тобой оба понятливые! – В его голосе снова послышалась ирония.
– Ну так как? – Черепашка перекинула через плечо лямку рюкзака.
– Я должен подумать. – Женя отвел взгляд в сторону. – Но в любом случае спасибо за предложение.
– Тогда до встречи? – Она взялась за дверную скобу.
– Пока.
Всю дорогу до метро подруги шли молча. Так же молча спускались они по эскалатору. И только внизу, когда нужно было прощаться (ведь Лу спешила на свидание, а Черепашка ехала домой), Лу, потянув подругу за рукав, стараясь перекричать грохот отъезжающего поезда, проорала в самое ухо Черепашки:
– А этот Женя ничего! Таким можно запросто увлечься! Только я не советую тебе этого делать!
– Прекрати! – отмахнулась Люся.
Тут подъехал поезд, и Лу, помахав на прощание Черепашке рукой, растворилась в толпе.
«Криком себя обрушив, зажму коленями уши…» – крутились в голове Люси строчки из Жениной песни. Это были последние слова, которые ей удалось услышать. Начало песни она вспомнить не могла. Вернее, не могла вспомнить, как рифмуются строки, а содержание помнила прекрасно: Женя пел о шагах за спиной, которые звучали все тише и тише, а потом с горечью понимал, что та, возвращения которой он так горячо желал, уже далеко и не может слышать его слов… Мелодия песни была легкой, запоминающейся, но совсем не примитивной, и Люся неожиданно поймала себя на том, что тихонько напевает ее…
Заканчивался предпоследний учебный день второй четверти, шел урок литературы.
– Черепахина! – раздался сердитый и резкий голос Люстры. – О чем ты все время думаешь?
– О стихах Иосифа Бродского, – не моргнув глазом соврала Люся.
– И что же ты о них думаешь? – напирала Люстра.
– Что они хорошие, – глуповато ответила Черепашка, потупив взгляд.
– В таком случае даю тебе персональное задание на зимние каникулы: поделись своими мыслями о стихах Бродского в форме сочинения.
– Хорошо, Ангелина Валентиновна, – понуро согласилась Черепашка.
Перспектива писать в каникулы сочинение ее совсем не обрадовала, тем более что намечался очень плотный график съемок. Но что она могла поделать?
Так случилось, что между Черепашкой и Люстрой уже несколько лет существовала скрытая вражда. Черепашка была глубоко убеждена: так преподавать литературу, как это делает Люстра, нельзя и даже вредно. Кстати, мама полностью разделяла ее мнение. Все требования учительницы, которая к тому же была и их классной руководительницей, сводились к тому, кто из учеников лучше вызубрит критическую статью из учебника. Любая попытка высказать собственное мнение по поводу того или иного литературного произведения не только не поощрялась ею, а наоборот, жестоко каралась неудовлетворительной оценкой. Однажды, в седьмом классе, Люстра поставила Черепашке двойку за то, что та сказала, что, по ее мнению, Тарас Бульба никакой ни эпический, а патологический герой: жестокий, несправедливый и ограниченный человек. Тогда еще ее мама, Елена Юрьевна, пошла в школу, но очень быстро, буквально через несколько минут общения с Люстрой, поняла, что «тут ловить нечего», поскольку переубедить эту закостеневшую в своих взглядах училку было невозможно.