– А ты не обиделся за этот розыгрыш? – Инга натянула одеяло до подбородка и прижалась к Седову так, как любила больше всего – спинкой. – Ага, еще обними меня, хорошо. Точно не обиделся?
– Нет! Я рад и очень счастлив, что ты так здорово меня разыграла! Я повелся, как ребенок. Вы настоящие артисты, у меня даже в мыслях не было, что Юра жив. Он так вошел в роль трупа! Лучше была только ты в роли безутешной Снегурочки! Глубокая скорбь, сам Станиславский бы поверил!
Инга слушала знакомый голос и грызла костяшки пальцев, чтобы не разрыдаться.
Володя – первый раз за все время знакомства – врал, играл. Врал неумело, играл отвратительно. Он никогда раньше этого не делал. Может, поэтому и задержался рядом так надолго. Когда вокруг слишком много придуманных чувств, фальшивых страстей и залежалых пронафталиненных образов, очень хочется настоящих эмоций. Седов был именно настоящим. Может, не очень сложным (ну не Тарковский), совершенно не изысканным (не Ричард Гир, что поделаешь), но искренним и теплым.
Теперь же он притворяется. Говорит: рад, доволен. А сам просто прячет в ворохах слов воспаленную боль и тоскливое беспокойство…
За окном по-прежнему слышались ругань, треск и противное шипение. Гости Андрея Захарова и под утро никак не могли смириться с природными катаклизмами.
– И не надоедает им пиротехнику портить. Ясно ведь уже, никакого фейерверка, – пробормотал Володя, машинально поглаживая плечо. – Первый раз такое вижу. Ну и погода! Ливень после боя курантов. Как из ведра…
– А мне, – «Голос не должен дрожать. Ровный, спокойный. Все-таки я же – актриса», – напомнила Инга, глотая комок в горле и вскипающие слезы, – даже, пожалуй, нравится. Посмотри, вон в стекло ветка дерева стучит – со снежной шапкой. И одновременно дождь лупит косыми струями. Наверное, сугробы – если они не растают за остаток ночи – будут похожи на сыр с дырками.
Обсуждать погоду.
Делать вид, что все в порядке.
Единственное, что остается.
А ведь в планах все было по-другому. Радость, счастье, праздник, рука в руке, поцелуй рядом с искрящейся елкой, удивление, изумление.
Очень хотелось подарить милому целый букет эмоций.
Вещи теряются, портятся, ломаются.
Эмоции запоминаются.
У каждого в картотеке памяти много файлов, правда?
Чистые глаза первой любви, горький привкус разочарования, красное зарево боли, прозрачный эфир счастья, крылья успеха.
Володя сам подсказал, что ему требуется…
…Обычно он приходил в гости, ужинал и засыпал. Минут на двадцать, чтобы хоть чуть-чуть восстановиться после работы.
Выражение лица во время этого сна постоянно менялось. Очень редко в Володиных чертах проступали детство, покой, безмятежность. Как правило, ломались брови, и губы были искусаны до крови, потом проступала паутина морщинок. Еще так смешно – пальцы шевелятся, сигарету ищут, хоть бы во сне дымом себя не травил, что ли…