— Странно, что он на ментов не напал, — Аспирин забросил пельмени в кипящую воду. — Он у тебя сотрудникам милиции сопротивление не оказывает?
— Я рядом была, когда они вошли в квартиру, — сказала Алена. — И кричала — Мишутка, не бойся… Я понимаю, тебе смешно…
— Мне смешно?!
— Ты не веришь в обыкновенную вещь. А настоящее чудо, которое случилось на твоих глазах… не заметил. И не удивился. А… он не увел меня за собой. Он меня отпустил. Позволил остаться здесь. И он дал мне струны! Это чудо. Еще и потому чудо, что доброе.
На кухне сделалось тихо.
Был поздний вечер. Час назад закрылась дверь за ментами, проводившими следственные действия долго и дотошно. В конце концов Аспирин подписал протокол и получил разрешение затереть наконец кровь на полу собственной квартиры. Убирать вызвалась Алена; она работала тряпкой молча и умело. Прихожая и гостиная понемногу теряли сходство с мясницкой. Ковер Аспирин скатал и вынес в коридор. Не знал, что делать с диваном, но Алена ухитрилась снять чехлы с диванных подушек и затолкать их в стиральную машину. Машина, получив задание на долгую стирку, катала и пережевывала красные тряпки, выполаскивала и снова принималась жевать. Все равно придется выбросить, думал Аспирин, слушая приглушенное хлюпанье пены.
— А я так устала, что даже радоваться как следует не могу, — пробормотала Алена.
Аспирин выудил пельмени из кипящего бульона. Нашел в холодильнике масло, уронил желтый ломтик поверх исходящих паром пельменных тушек:
— Ешь.
— Спасибо, — у нее дрожали ноздри, она в самом деле была очень голодна. — А ты?
— А меня тошнит, — сообщил он.
Алена не стала задавать вопросов. Склонилась над тарелкой, принялась сперва дуть изо всех сил, а потом есть. Полтора десятка пельменей исчезли, не успев как следует остынуть.
— Ты крови совсем не боишься? — вполголоса спросил Аспирин.
Девчонка помотала головой.
— Почему? — Аспирин уперся в стол локтями.
— Потому что я совсем не боюсь смерти, — спокойно отозвалась Алена. — А ты что подумал?
Аспирин молчал минуты три. Алена успела отрезать себе ломоть хлеба и начисто вылизать тарелку.
— А я что, боюсь? — спросил он наконец совсем тихо.
— Конечно, — Алена откинулась на спинку стула, блаженно перевела дыхание. — Ты боишься. Здесь все боятся. Почти все. Все знают, что умрут.
— А ты?
— А я не умру, — Алена улыбнулась. — Я знаю, что все живые. Все живое. И смерти нет. Нигде.
— Кто тебе такое сказал? Расскажи мне подробнее… Почему ты говоришь — «здесь»? Может, вы… там, со своими… товарищами… ждете конца света? И перехода в иной мир?