Он вытер губы платочком. Микрофон был весь заплеванный. Любовь, тук-тук-тук, карамельный бантик…
(— Ты, волшебница, можешь сыграть смерть? — спросил он вчера ночью, безуспешно ковыряясь шилом в замке наручников.
— Отстань. Я спать хочу, — Алена поднялась. — Знаешь, какой у меня самый страшный сон? Что струна рвется. Дзинь — и все).
— …Так, дорогие друзья, мы имеем звонок, звоночек, у нас на проводе Тома. Томочка, доброе утро! Что вы хотите нам всем сказать?
— Хочу сказать, что я очень люблю своего парня, — забубнил растерянный молодой голос. — Его зовут Слава. Ну, и чтобы мы с ним поменьше ругались…
У Аспирина в кармане беззвучно задергался мобильник. Затрепыхался, как пойманная рыбка.
— «Поменьше ругались» — отличная мысль, Томочка! Вся философия любви в двух словах! Если бы вы не ругались совсем — я лично очень усомнился бы в крепости ваших чувств, потому что милые, чтобы тешиться, обязательно должны браниться, а не бьет — значит не любит!
Болтая, Аспирин вытащил телефон. Посмотрел на табло: номер Вискаса.
Продрал по коже привычный уже мороз. Уходя, Аспирин едва удержался, чтобы не попросить Алену — с Мишуткой и скрипкой — сопровождать его в студию. В качестве телохранителей.
Удержался. Отправился один, на кураже — будучи абсолютно беззащитным.
— Для вас, Томочка, и для вашего офигительного Славы поет Се-ре-га!
Телефон все дергался и вибрировал. Аспирин, весь подобравшись, нажал «Ответ».
— Алло.
— Леша, надо встретиться, — очень серьезно сказал старый друг.
Аспирин молчал.
— Не ссы, — вдруг по-дружески предложил Вискас. — Ты везунчик. Ты даже не понимаешь, Аспирин, какой ты везунчик.
* * *
— Эта твоя девчонка — гипнотизер, куда там Месмеру.
Они сидели в полутемном кафе и дышали дымом. Витя Сомов, знаток дорогих сигарет и фанат курительных трубок, в минуты душевного напряжения всегда выуживал откуда-то пачку вонючих папирос.
— Цыганки-гадалки отдыхают, граф Калиостро идет в сад, Кашпировский нервно курит на лестнице… Да она бы миллионершей могла стать хоть завтра. Миллиардершей. А может, уже.
— Погоди. Когда мужика подбросило в воздух и шмякнуло об асфальт — это что, результат гипноза? Да ладно… когда меня самого приложило о елку так, что я отключился, — это гипноз?
— Да, Леша. Да. И открываются раны, и течет кровь, и слышатся голоса… Девка сама не ведает, что творит, у нее легкая форма дебильности в медкарточке прописана.
Аспирин поперхнулся:
— Что?!
Вискас махнул рукой:
— Были мы в городе Первомайске. Мать, Кальченко Любовь Витальевна, два года как на заработках в Португалии, и оттуда нет ни слуху ни духу. Там же и отчим, и младшую дочь они увезли с собой. Алену Алексеевну оставили прабабке — слепой, глухой, восемьдесят два года ей. Бабка за внучкой, конечно, не уследила. Тем более что внучка всегда была со странностями. Училась в специнтернате для детей с пороками развития.