— Сусанино — знаменитое место, — сказал я, намекая на Ивана Сусанина из костромской деревеньки. — Леса не такие дремучие, но и в них заблудиться не долго.
— Место вполне обычное, — не согласился Клим Сергеевич и поглядел на меня с улыбкой, вероятно не уловив шутки. — Леса дремучие извели, это точно. А так — поселок и есть поселок, с какого краю не заходи. Дома, бараки, станция да железная дорога. Сараи имеются, люди ходят, детишки бегают. Весна, — продолжал он совсем другим голосом, тихо, радостно — По лесу бреду, гляжу и удивляюсь. Холода не так давно и отошли, а все воспрянуло, ожило враз. Что откуда и взялось! Природа — ни тебе лишнего, ни пустоты. Была земля, теперь трава, цветы мелкие... Кому они сейчас, цветы? Зачем? Диву даешься, а вот же светят огоньками. Даже электрички, кажется, кричат веселее.
Он взглянул на меня, безмолвно спрашивая, понимаю ли я все это — и тишину, и весну, и жизнь, и даже электрички. Что-то меня царапнуло в его голосе, и мелькнула мысль, что, возможно, мы отвыкли от живых слов, от восхищения каким-то неприметным цветком, деревом... Я ничего не ответил, взглянул на него, а затем слил воду, перекинул картошку на крышку и ополоснул котелок для чая. Картошка аппетитно парила, и я, кивнув на нее, пригласил перекусить. Клим Сергеевич отказался, сославшись на то, что вполне сыт.
— Разве что кусочек колбасы с хлебом, — добавил он, подумав, наверное, что обидит меня своим отказом. — Да и то уж так, поскольку не голоден.
— В лесу это не разговор, — посмеялся я, нарезая колбасу. — Из электрички выйдешь, уже есть хочется.
— Природа, — согласился Клим Сергеевич. — Здесь все не так, и мысли другие. А уж чаю попить из котелка — ничего вкуснее и не бывает...
И тут я сказал, что на природе не грех принять бы и чарку, да вот беда, в лес никогда не беру. Клим Сергеевич взглянул на меня вроде бы даже удивленно, будто бы не ожидал услышать ничего подобного, но промолчал. Мне стало интересно, отчего он нахмурился и даже не отшутился, но спрашивать прямо я не стал. Мало ли что бывает в жизни человека, что поворачивает его мысли в ту или другую сторону. Верно, я ничего и не узнал бы, но Клим Сергеевич заговорил сам: он правильно угадал, что меня заинтересовало его молчание.
— Хотите знать, что со мной произошло? — спросил он и сам ответил: — Ничего не происходило, но однажды я понял, что не с кем говорить. Да что там говорить — словом не перемолвишься. Пошел к соседу, он мне о головной боли час толковал, пока и самому надоело. Другой — тоже что-то несвязное несет. Вот и дал я зарок, вроде бы как за них, потому что зелье это мне и раньше не грозило. Сложно понять?