Последние слова он почти выкрикнул, оглядел всех, как бы определяя, есть ли не согласные, а затем церемонно поклонился и сел. И тут поднялся из-за стола невысокий мальчик с тонким смуглым лицом... Я его давно приметил. Сидел он за тем же столом, за которым сидел и усатый с приятелем, но как бы слегка отодвинувшись — ничего не ел, не пил и ни с кем не говорил. Его соседи вели оживленную беседу, жестикулировали, потягивали вино, а он будто бы и не слышал ничего и смотрел не на них, а куда-то дальше. И вот этот мальчик встал, вынул из футляра скрипку и, все так же ни на кого не глядя, заиграл что-то до того щемящее, что вокруг действительно стало тихо. Я видел, как официант поставил поднос, прислонился к косяку двери и стал слушать. Мальчик играл превосходно. Скрипка жаловалась, лицо мальчика нервно подергивалось. И мне подумалось, что этой мелодией он рассказывает о себе, о своей жизни здесь, на юге, точнее, о том в ней, что невозможно передать словами. На мгновение скрипка замерла, но тут же зазвучала снова, весело и легко... Когда мальчик закончил играть, все захлопали, а кто-то крикнул: «Бис!» Мальчик уложил скрипку, закрыл футляр и тотчас ушел. Усатый стал громко говорить что-то своему соседу, который сидел с покрасневшими глазами и молча слушал, затем вскочил и сказал:
— Справедливо, да?!
Обвел зал глазами, подозвал официанта, и они ушли.
— Ты понял что-нибудь? — спросил меня Рогачев. — Как-то все странно.
— Один выиграл, другой проиграл, — ответил я, хотя и не был уверен, что эти двое спорили о таланте скрипача. — Все как принято у людей.
Мы посидели еще немного и отправились в гостиницу.
И когда шли к автобусу по освещенной улице, Лика небрежно взяла Рогачева под руку и увела вперед. Догадливая, нечего сказать. Я воспользовался этим и попросил Татьяну выйти попозже к скамейкам перед входом, где обычно собиралось много летчиков и где засиживались далеко за полночь. Она ответила, что очень устала и хочет спать.
— Ты, конечно, не поверишь? — насмешливо поинтересовалась она. — Женщина отказывается только в том случае, когда не хочет встречаться.
— Конечно, — подтвердил я, вспомнив, что когда-то говорил ей об этом. — Разве не так?
Она вздохнула и промолчала.
Я готов был поверить, что она устала, тем более что крутилась на ногах весь день, если бы она добавила несколько слов о том, что мы встретимся после рейса. Но она молчала, и тогда я спросил напрямик, что она сказала, отдавая часы.
— Ничего, отдала, да и все. Ты еще помнишь об этом?
— Возможно, он предложит тебе встретиться, — сказал я, пристально вглядываясь в ее лицо. — Дай мне знать, хорошо?