Чувствовалось, что разговор вызывает у него все больший интерес. Не успел я и рта раскрыть, как он сам с азартом начал отвечать на свой вопрос:
— Так вот. Восточноевропейская овчарка была завезена в Россию в тысяча девятьсот четвертом году. А в девятьсот пятом, извольте знать, ее приняли уже в войска в качестве санитарной собаки. Шла русско-японская война. Вас тогда еще на свете не было. А я, дорогой мой, очень хорошо это время помню. В тысяча девятьсот седьмом году восточноевропейскую овчарку уже регулярно использовали на границе: тогда у нас в России появилась служба розыскных собак…
Начальник школы увлекся. Это был замечательный знаток своего дела, любивший собак чрезвычайно, — он мог часами о них рассказывать.
— Прекрасная порода! Выше среднего роста, крепкого и сухого сложения, — он вдруг спохватился: — А вы-то что же? Ну-ка, продолжайте.
— Туловище длинное, с крепким, массивным костяком, хорошо развитой сухой мускулатурой, — слово в слово, как написано в книге, отвечал я.
— Ну а морда? Морда какая?
— Морда клинообразная, сильная, с крепкими челюстями, с сухими, неутолщенными, плотно прилегающими губами…
Начальник школы был очень доволен. Разговор этот решил судьбу моих щенков, да и мою тоже. Нас допустили к занятиям.
Но если начальнику школы щенки действительно понравились, то у товарищей я такого понимания не встретил. «Ты с ними только опозоришься», — говорили они. Не обошлось, конечно, и без насмешек.
Чему тут удивляться! Суровое время, суровые люди. Но уважали они тех, кто прошел школу жизни. Помню, как знакомился я с инструктором учебного пункта Ковригиным: загорелое, обветренное лицо, сдержанная сила и обстоятельность в каждом движении.
— Думаешь, с собаками полегче будет? — жестко глянул он на меня — вовсе не статного, даже тщедушного на вид. И как тебя на границу взяли?
Я молчу.
— А ты знаешь, что инструктором с розыскной собакой на границе работать труднее всего? Тут хоть дождь, хоть ураган или, например, темень кромешная, а ты беги по следу — час, два, всю ночь. И уставать нельзя, останавливаться нельзя — нарушитель тебя ждать не будет. А потом еще и брать тебе этого нарушителя придется. Такая жизнь! Да ты хоть следы-то когда-нибудь изучал? Ты о собаке хоть какое-то представление имеешь?
— С шести лет сиротствовал, стадо пас, — отвечаю ему. — Разве пастух без собаки обойдется? Отбившихся овец с собакой искал. Тогда и следы изучать начал.
Он посмотрел на меня пристально и вдруг говорит:
— А ну, покажи руки!
Глянул на мои широкие, задубелые от работы ладони, потом снова на меня, бойца худосочного, посмотрел. И, видно, взгляд мой показался ему тяжелым.