– Рыженькая, эй! – Ненавистная кличка заставила ее прибавить шагу, и лишь горячая властная рука остановила это слепое движение. – Дом в противоположной стороне, слышишь?
Зловонное дыхание и грубые руки душили ее, и, сколько Фелисити ни билась и ни кричала, вырваться она не могла. Тогда она стала умолять, просить, но напрасно: человек лишь смеялся и все глубже втягивал ее в водоворот переплетенных рук и ног.
– Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! – кричала и не могла докричаться Фелисити.
Неожиданно ее подняли горячие сильные руки, и даже сквозь страх и сон девушка узнала знакомый и желанный запах того, кто ее держал.
– Рыженькая. Рыженькая, проснись, это только дурной сон!
Голос был спокоен и ласков, он давал уверенность и негу. Фелисити отчаянно вцепилась в обнимавшие ее руки.
– Не отпускай меня, пожалуйста, не отпускай!
– Я и не собираюсь. Лучше сама прижмись ко мне покрепче.
И Фелисити обхватила руками его шею, наслаждаясь тем, что он нежно, как ребенку, поглаживает ей спину и волосы. Ночью она капризничала и хотела сразу же пойти спать, но Дивон заставил ее прежде замыть кровь в сарае, на что Фелисити очень обиделась и стала уверять его, что ночной инцидент ее больше совершенно не волнует. Но теперь капитан – увы! – знал правду, ибо ее крики разбудили его, спавшего в соседней комнате.
– Не позволяй ему больше приходить ко мне, – затихая, всхлипывала она.
– Не позволю, не бойся, малышка. Ты в полной безопасности. – В такой безопасности, в какой может находиться человек посреди вражеского лагеря. Впрочем, вероятно, она не станет упрекать его в этой невинной лжи и не захочет разрушить слабую иллюзию спокойствия – на волшебных просторах ночи ничто не кажется невозможным.
Однако следующие ее слова доказали капитану, что Фелисити еще сохранила ощущение реальности; откинувшись, чтобы видеть его лицо, она спросила:
– Я убила его? Да, убила, – сама себе ответила девушка, и голос ее прозвучал спокойней, чем он ожидал.
– Ты спасла мне жизнь. – Дивон, улыбаясь, оправил ее бледное лицо в рамку густых золотистых волос. – У тебя не было иного выбора, – добавил он чуть настойчивей. – Не было.
В комнату заглядывала луна, заливая все вокруг призрачным серебристым сиянием, а Дивон, как в первый раз, видел в этом сказочном свете ее большие глаза, окаймленные мокрыми ресницами, маленький нос и щедрый припухший рот с дрожащей нижней губой. Руки его сжали белые хрупкие плечи.
– А теперь скажи мне, что ты все поняла.
– Поняла, – прошептала девушка, – все поняла.
Ответ этот, казалось, удовлетворил его, и, осторожно наклонившись к заплаканному лицу, Дивон языком начал слизывать соленые теплые слезы с ее щек. Это длилось бесконечно, а Фелисити, как завороженная, все не могла закрыть глаз.