Лицо его было рядом, как и тогда, когда он успокаивал и баюкал ее, но сейчас на нем застыло выражение безумия, заставившее девушку одновременно задрожать от жара и ледяного холода. Пространство в несколько дюймов, разделяющее их лица, дышало напряжением, как тот последний миг перед началом летней грозы. Неожиданно руки его разжались, и у Фелисити пересохло в горле и остановилось сердце. Сознание мучительно-сладко покидало ее, и, как в тумане, видела она, что Дивон сидит на ее кровати голый до пояса и ничто, кроме тонкой ночной рубашки, обжигавшей ей кожу, не отделяет его мускулистую грудь от ее тела.
Рот капитана как-то странно кривился, и Фелисити могла поклясться, что он просто прочитал ее мысли. Впрочем, ей было уже все равно. Она неумело протянула обнаженные руки и, путаясь в жестких зарослях его волос, коснулась его мощного торса. Все в этом мужественном теле обещало наслаждение плоти… как искупление тех ужасных воспоминаний.
Как только пальцы Фелисити коснулись его кожи, Дивон замер и лишь колоссальным усилием воли остановил желание немедленно опрокинуть девушку на себя. Острый ноготок ее, то ли случайно, то ли намеренно, царапнул его широкий темный сосок – и капитан застонал.
Фелисити мгновенно отдернула руки.
– Тебе больно? – Щеки ее запылали, и она была бы рада сейчас с головой зарыться в пуховую пышную перину.
Признанная королева Нью-Йорка была абсолютно несведущей в искусстве обольщения.
– Фелисити.
Было странно услышать из его уст свое настоящее имя, ведь он всегда звал ее только Рыженькой. Девушка промолчала, и голос раздался снова:
– Посмотри на меня. – Фелисити со страхом подняла ресницы. – Коснись меня.
Слова эти оказались ключом, открывшим все доселе бушевавшие в ней страсти. Не было больше стыда, не было запретов! Задохнувшись от желания, Фелисити прильнула к чужому телу. Кожа его была горячей и влажной от пота, она сводила с ума и сжимала внутренности. Гладя Дивона по ключице, девушка, еще боясь самой себя, осторожно перевела руку на грудь, затем еще ниже… Сомнений у Дивона больше не оставалось. Он открыл глаза и приблизил свое лицо к Фелисити.
– Ты понимаешь, что делаешь? – Его жаркое дыхание, казалось, тоже ласкает ее.
Отвечать было бессмысленно, ибо Фелисити знала только одно: если он сейчас не поцелует ее, то она разорвется на тысячу мелких кусочков, и, словно защищаясь от этой опасности, девушка судорожно притянула капитана к себе. Губы их встретились – и реальность покинула разграбленную комнату старого дома.
Рот капитана был жаден и властен, ее – покорен и сладок, ликующее желание звенело в их напряженных, кипящих кровью венах. Дивон, не помня себя, опрокинул девушку на подушки и накрыл своим изнемогающим каменеющим телом. Оторвавшись от ее губ, он принялся чертить огненные следы по ее плечам и шее, а когда раскаленный цветок его рта добрался до грудей, Фелисити, как в мучительном припадке, выгнула свое тело дугой, словно подставляя укусам и поцелуям затвердевшие, ноющие какой-то глубинной болью соски.