– Что ж ты харкаешь-то на пол в доме, как скотина? – поморщившись, бросил неизвестный и шагнул к столу, заставленному водочными бутылками и липкими тарелками со скудной снедью. – За такой плевок в «хате» [11] тебя бросили бы под нары в пять секунд. Не «заезжал» [12] ни разу, выходит?
Поводя взглядом по столу, гость вынул из кармана мятый ворох червонцев и бросил на чистое место между тарелок.
– Ну-ка, ты, бродяга, – он указал на сидящего в углу амбала, – бегом в корчму. Водки, пожрать. Да не этой сельди красноармейской, а балыка, икры и свиных ребер копченых!.. У тебя что, пробки вышибло, мудила? – совершенно спокойно решил уточнить он, видя, что его распоряжение повисло в воздухе. – Я тебе говорю – неси бока свиного кусок, а ты свою пятачину мне предлагаешь.
– Ты кто такой, фраер? – вспомнив, кто здесь за главного, уточнил Гера.
– А это, наверное, – сказал тот, кто обиделся за мудилу, – директор гастронома. – Поднявшись с засаленного провалившегося дивана, он стал обходить стол. – Он и на фраера-то не похож. Сейчас харю ему порву, а дальше видно будет.
И теперь, когда стол ему уже преградой не был, он решительным шагом направился к Червонцу «рвать харю».
– Понятно, продолжаем отрицать очевидное, – констатировал Полонский и с видимым разочарованием вынул из кармана правую руку.
От мощнейшего хука в левое ухо обиженный амбал стремительно полетел в угол, сшибая на своем пути колченогий стул и ноты с чудовищно запылившегося фортепиано. Издав минорный гул, оно чудом устояло. Чего нельзя было сказать об амбале, который, поднявшись под звенящее молчание сотоварищей, приложил к виску руку, отнял ее и убедился в том, что она вся в крови. Голова его находилась, как и мысли, в полном беспорядке. Бывший чемпион СССР в тяжелом весе Боря Заволокин находился в нокдауне после удара, который любого другого из находившихся отправил бы в нокаут.
– А отрицать очевидное, молодой человек, глупо и безнравственно, – заверил Червонец и стремительным хуком слева заставил Борю пробежать еще одну короткую дистанцию. Из рассеченной и мгновенно заплывшей брови боксера хлынула кровь, и теперь руки слушались его куда с меньшим желанием, чем после первой оплеухи.
В результате этого Бориного марш-броска опрокинулся стол, и водка, которой были еще полны бутылки, теперь разлилась по полу.
– Куда тебе с таким портретом на Мойку выходить, – заметил Полонский, снова сунув руки в карманы. – У тебя теперь другое задание будет. Вот ты! – он указал на сидящего рядом с ним по правую руку вора. – Балык, свиные ребра, икру. Никакой прелой сельди. И водки. Теперь уже в два раза больше. Здесь хватит, – он пнул ногой упавшие со стола купюры и повернулся к Боре: – Взять тряпку, ведро воды и вымыть здесь пол начисто. Если хоть одна сука тут на пол плюнет, запихну под диван.