– Готовы? – осмотрев навьюченных, словно мулы, соратников, осведомился Полонский.
В последнюю минуту пришлось заняться перегрузкой содержимого баулов. Всего их было семь, сейчас же в распоряжении Червонца находилось, в отличие от прежнего раза, всего пять носильщиков. А потому вес каждой клади увеличился на четверть. Полонский очень не хотел вскрывать содержимое и демонстрировать его жуликам, но выхода не было. И в те четверть часа, когда дрожащие от предвкушения добычи руки воришек перекладывали содержимое из двух мешков в остальные, он внимательно следил за каждым их жестом. Вор хорошо знал, как действует тусклый блеск золота и игривое сияние бриллиантов на людей со слабой психикой. В те мгновения, когда такие вещи оказываются у них в руках, им уже трудно с ними расстаться. И он, чтобы встряхивать сознание бандитов, постоянно одергивал их криками. Но даже эти понукания не могли погасить того сумасшедшего блеска в глазах, что освещал весь склеп.
«Матерь Божья… Богородица Пресвятая… Твою мать, это сколько же здесь свака!..»
И теперь, когда Полонский видел эти лица, перекошенные не столько от тяжести ноши, сколько от желания обладать всем этим без остатка, мысль о том, что убивать жуликов нужно сразу после того, как задача будет решена, утвердилась. Он видел перед собой не подельников, а свидетелей существования сокровищ. Не концессионеров, а соперников.
– Я как представлю, что эти полцентнера золота моими будут… – зажмурил единственный глаз Боря-боксер. От лихорадочного восторга он беспрестанно моргал в два раза чаще. – Ты исключительный «иван», дядя Альберт!..
– Называй меня просто – Червонец! – хищно улыбнулся Полонский, краем глаза осматривая окрестности. – Но это барахло, братва, вынести еще нужно!
– Своя ноша не тянет, – отозвался, поправив на своей спине груз, Глеб Курилка. Сейчас был тот редкий случай, когда в зубах его не было папиросы.
«Ублюдок, – мысленно прокричал в сердцах Червонец, – его ноша!.. Валить, валить сук мгновенно, едва придем к яме!..»
В пяти километрах от кладбища и в пятистах метрах от дороги, ведущей к северу Ленинграда, Червонец вырыл яму, достойную содержимого. Почти восемь часов он занимался в лесу тем, что уходил в землю все глубже и глубже, и, когда наконец стало ясно, что яма достаточно глубока для того, чтобы вместить его стоя, он сколотил из нарубленных молодых сосенок, которые практически не гниют в земле, настил и уложил его на дно. Ему еще трижды приходилось сколачивать тонкие, как слеги, стволы. Он положит на дно часть клада Святого, зароет и утрамбует. Следом, на яму, он уложит еще часть, накроет настилом и тоже закопает таким образом, чтобы казалось, что это дно. И только после этого он уложит остатки раритетов. Теперь, если кому-то взбредет в голову отыскать здесь сокровище, он выкопает лишь часть его. Уткнувшись в землю, он вряд ли станет искать ниже. Не исключено, что рыть будет следователь прокуратуры. Результат будет тем же. Случись так, что его «примут», он сумеет сдать часть сокровищ и договориться с властью. Хлипкий шанс, однако лучше иметь такой, нежели не иметь никакого вовсе. И потом, сдать понимающим толк в искусстве людям все сразу вряд ли получится. Ни у одного богатея в мире, даже у Генри Форда и его здравствующих детей, не найдется столько средств, чтобы выкупить экспонаты у Полонского за один расчет.