— Ну, здравствуй, Рамес, — услышал он знакомый ненавистный голос и открыл глаза.
Лицо варвара с холодными синими глазами нависло над ним. Новые шрамы появились на нем, но не узнать Конана было невозможно. Упырь скосился и увидел второго. Желтоглазый смотрел на него словно на таракана — перед тем, как прихлопнуть насекомое. Из горла Бесноватого вырвалось хриплое проклятье.
— Ну, я виду, ты уже в полном порядке, — насмешливо прогудел киммериец и встряхнул Бесноватого так, что у того лязгнули зубы. — А теперь говори, скотина, кто тебя подослал?
Упырь, которого Конан назвал Рамесом, ощерился, с ненавистью глядя на варвара.
— Сеннух-Гиена, — процедил он сквозь зубы.
— Сеннух?! — удивился Конан. Память киммерийца годы не замутили: жадюгу-скупщика, который к тому же был предателем, он вспомнил сразу — как вспомнил и то, что сам разорил его; по мнению Конана, это было самым легким наказанием для Гиены. — Так он до сих пор не подох?
— Подох. Сегодня, — проскрежетал Рамес-Упырь.
Конан хмыкнул.
— Значит, сегодня… А кто ему удружил — уж не ты ли?
— Я.
— Ну, спасибо, — развеселился киммериец. — А вот заплатил ли он тебе?
— Проклятый варвар! — заорал Упырь, брызгая пеной, выступившей у него в уголках рта. — Чего ты медлишь? Убей меня!
— Да ты что? — усмехнулся Конан. — Мы так давно не виделись, вонючий ублюдок, хотелось бы потолковать… Значит, решил сам со мной расквитаться?
— Я не решил, — просипел Упырь. — Я…
Он с силой дернулся, и вдруг лицо его застыло в изумлении, а в виске выросла рукоять стилета. Тело Бесноватого обмякло, и голова упала, глухо стукнувшись о пол.
Киммериец разжал сведенные на глотке бандита пальцы и фыркнул, как разъяренный тигр.
— Разве я тебя в телохранители нанял? — ледяным голосом спросил он бессмертного.
Но Зольдо только мигнул желтыми глазами.
— Он что-то достал из одежды, — произнес он бесцветным голосом и указал пальцем на сжатый кулак мертвеца.
Киммериец умолк. Он посмотрел на свой кинжал, спрятал его в ножны и оглянулся. За спиной у него валялся труп бандита; рядом с ним лежала сабля. Конан поднял оружие и, просунув конец лезвия между стиснутых пальцев мертвеца, заставил кулак раскрыться. На ладони покойного Упыря темнел странный порошок.
— Черный лотос, — проговорил киммериец. — Ладно, беру свои слова назад!
— Ты знал его? — спросил Зольдо.
— Знал, — кивнул Конан, отходя от трупа. — Тоже стигиец, как и Гиена. Жрец-расстрига! Бежал сначала из своего гнилого храма, а после — из Стигии. Прибился к пиратам, но как был жрецом, так им и остался. Сколько козла не мой, он все равно воняет, — закончил он.