И каждый раз мы записывали на магнитофон наши посиделки, как мы выпиваем, чокаемся, поем. Мы воображали, что у нас на этой вечерине есть девушки. У меня была кошка Рита. И мы орали: «Эй, Ритка! Куда пошла? Иди сюда, что за дела?» Орали, хохотали, подзывали несуществующих девочек — в общем, взрослая жизнь! А потом слушали запись и смеялись над собой же.
И, конечно, записывали, как на гитарах играли. Это было очень кайфово, потому что из двух гитар получается музыка. Ритм-гитара играла гармонию, аккорды. А вторая — мелодию. И вместе было очень прикольно слушать.
Играли, пели песни, все те же — дворовые, Цоя, Розенбаума. Напивались и пели. Пару раз соседи приходили ругаться, но мы просто замолкали и минут 10–15 на цыпочках ходили, чтобы не спалиться.
И курили в форточку сигареты «Морэ». Такие длинные черные, в зеленой пачке, только-только тогда появились. Ага, ментоловые. Да не было тогда никакой разницы — мужские или женские, курили все подряд. Круто! А еще мы с ним ходили под окна и собирали бычки от «Космоса», когда не было денег. Мы тогда только курить начинали. Покурим бычков больших — уау! Штырит! Голова кружится!
А Леха, он в то время начал знакомиться с Юлей, с которой они впоследствии и поженились. Ну, а я ни с кем особо не встречался. В доме напротив моей двенадцатиэтажки жили две сестрички. У нас был двор… Как в Питере — колодец называется, да? В этом колодце была девятиэтажка, в четвертом подъезде жили они. И мы со старшим братом Эдиком на пару за ними ухаживали. Потом он уехал на практику в колхоз, женился и остался там жить… А тогда мы ухаживали за этими сестрами: Эдик — за старшей Светой, а я за младшей Инной. Она была очень красивая.
Помню, я и Леха за компанию воровали для них розы. Наш проспект Металлургов — две полосы движения, а посередине — аллея с розами. Немало мы с ним этих роз поотрезали! У меня тогда были такие коричневые штаны — «бананы», в которых было много карманов. Пошиты они были из какой-то болоньи, очень жесткой ткани. Там внизу был кармашек длинный, куда очень красиво помещался ножик. Перочинный, выкидуха. Такой — тыдыщщщщ — нажимаешь на кнопочку, и вылетает лезвие. Настоящая финка. Ночью мы выходили на ту аллею. Мимо изредка проезжали «бобики» милицейские, потому что время (93–94 гг.) было неспокойное — улица на улицу, район на район. И каждый раз, когда «бобик» проезжал по проспекту, мы прятались в кусты с розами. Обкалывались этими розами, все в царапинах были. И вот мы резали розы, потом заходили к сестричкам на пятый этаж и клали розы под дверь. Огромную охапку. Нереальное количество роз, сколько могли унести в руках. Клали цветы и уходили… Конечно, догадывались. Ну, а кто еще? Были симпатии, записки всякие. Это же видно, когда говорят какие-то фразы короткие друг другу. Потому что, когда говоришь «привет», можно сказать «привет», а можно «привет». Да? И сразу понятно, что человек к тебе неравнодушен.