В сенях девки подбежали – обмести снег с валенок князя. Прошел в кабинет к себе, полистал сенатские дела, кои иной раз присылали к нему из Петербурга. Сына вот не стало рядом: отбыл князь Сергей Дмитриевич в Персию – послом к Надиру, и не с кем более печали с души отвести…
– Емеля! – секретаря кликнул. – Хоть ты приди!
Вошел Емельян Семенов с пером за ухом, держа в руках раскрытый том Боккаччо на итальянском, учтиво поклонился, выжидая.
– Прочти вот… Расходы российские!
Семенов с опаской глянул в реестрик, составленный Голицыным:
«2 600 000 рублей – на содержание двора Анны Иоанновны.
1 200 000 “ – на нужды флота российского.
1 000 000 “ – на содержание конюшен для Бирена.
460 118 “ – на жалованье чиновникам государства.
370 000 “ – на развитие русской артиллерии.
256 813 “ – на строительство Санкт-Петербурга.
77 111 “ – на родственников императрицы.
47 371 “ – на Академию наук и Адмиралтейство.
42 622 “ – на мелкие расходы Анны Иоанновны.
38 096 “ – на пенсии ветеранам, инвалидам войн.
16 000 “ – на народное здравоохранение.
4 500 “ – на народное образование».
– Я прочел, князь, – ответил секретарь.
– Со вниманием ли прочел, Емеля?
– Да, ваше сиятельство. Особливо сравнил я две цифры – самую первую с самой последней.
– А коли прочел, так положи листок на место. Но выводы из сей табели весьма поучительны для историков времен грядущих…
Тихо в селе Архангельском, до чего же тихо.
По вечерам из лесу темного набегают волки и, сев на тощие подмороженные зады, воют на огоньки боярской усадьбы. Уютно потрескивают в доме высокие печи, мягко колышется пламя свечей. В узорах сложных оконце. И, оттаяв стекло своим дыханием, старый князь Голицын глядит в ночь…
Страшна ночь на Руси! Сон русского человека в ночь зимнюю – не сравнить со «сном» шекспировским: чудятся Голицыну отрубленные головы предков и головы внуков его. Крадется старик в детские опочивальни. Спят внуки его, крепко спят. Еще ничего не знают!
Кострома – полна ума! И с этой поговоркой никто на Руси не спорит… Вот что случилось в Костроме – от ума великого.
Чиновник Костромской духовной консистории Семен Косогоров (волосом сив, на затылке косица, на лбу бородавка – мета божия) с утра пораньше строчил перышком. Мутно оплывала свеча в лубяном стакане. За окнами светлело. В прихожей, со стороны лестницы входной, копились просители и челобитчики – попы да дьяконы, монахи да псаломщики. Косогоров уже к полудню взяток от них набрался, а день еще не кончился…
– Эй! – позвал. – Кто нуждит за дверьми? Войди следующий.
Вошел священник уездный. В полушубке, ниже которого ряска по полу волоклась, старенькая. Низко кланялся он чиновнику, на стол горшочек с медком ставил, потом гуся предъявил. Косогоров липовый медок на палец брал и с пальца пробовал. Гуся презентованного держал властно, огузок его прощупывая – жирен ли? И гуся того с горшком под стол себе клал, после чего спрашивал охотно: