– Нет. Нет и нет! Версия только одна – это сделали те, кому насолил ваш муж. Похищение Прохора – просто месть за его наглое, вызывающее поведение. Поэтому пока и требований выкупа нет.
– А их нет?
– Никто не звонил, – пожал он плечами. – Боюсь говорить об этом, но Прохора, скорее всего, уже нет в живых. – Никас опять схватился за платок, но передумал, сунул его в карман и заговорил – быстро, торопливо и с такой обезоруживающей откровенностью, словно боялся не успеть выговориться. – Понимаешь, Прохор мой первый ребёнок! Ирма родила его в тридцать девять, и, наверное, поэтому у него задержка в развитии. Я не знаю точно, какой у сына диагноз, Ирма не говорила, но ты знаешь, как любят странных, немного ненормальных детей?!! Знаешь, как к ним привязываются?!! Их любят очень сильно, до боли в сердце, до сумасшествия! К ним привязываются так, что жизни не мыслят без этого маленького существа! Я понял это только тогда, когда осознал, что могу никогда не увидеть Прохора. Да, он иногда раздражал меня своей пугливостью и забитостью, да, я злился, что у всех дети как дети, а я со своим даже не могу прогуляться в парке, потому что при виде людей он норовит забраться под лавочку, да, я обижался, что Ирма совсем свихнулась на проблеме воспитания Прохора и совсем не обращает внимания на меня. Но видит бог… – Никас тупо уставился в горсть с пеплом. – Видит бог, я сам не знал, как люблю своего сына! Я люблю его гораздо больше, чем любил бы, если бы он был нормальным ребёнком. Он… он такой трогательный в своей недоразвитости, такой ранимый… Наверняка, его даже не пришлось убивать. Проша умер от одного вида бандитов. – Никас вытряхнул пепел из руки прямо на ковёр, схватился за голову и зарыдал – беззвучно, закрыв руками лицо.
Большей боли, большего отчаяния я в жизни не видела. Мне стало стыдно, что я подозревала его в неискренности и дешёвой игре.
– Простите, – сказал он, отрывая руки от мокрого, красного лица. – Если бы я знал, куда бежать, кому платить… Я бы всё отдал, всё – сердце, печень, мозг, о деньгах я даже не говорю. Но никто не звонит! Никто ничего не просит за Прохора! Не выдвигает никаких требований!!! Это может означать только одно…
– Времени прошло слишком мало, – мрачно сказала я. – Обычно похитители дают дойти родственникам до крайней точки отчаяния, ощутить всю горечь потери. И только потом называют сумму выкупа.
– Вы так думаете?! – в его голубых глазах засветилась надежда. – Нет, вы правда так думаете?!! Прохор может быть жив?!
– Я уверена в двух вещах. Во-первых, Прохора похитили вовсе не из-за выходок Глеба. Это несерьёзно и глупо – мстить человеку, похищая чужого ребёнка. Во-вторых, похитителям нет смысла сразу убивать заложника, особенно ребёнка, иначе как они будут требовать за него выкуп? Скорее всего, похитители захотят подтвердить то, что мальчишка жив, его изображением на диске, или голосом в телефонной трубке. Увидев, или услышав своё чадо, любой родитель сделает всё, о чём его ни попросят. Нет, я уверена, что твой сын жив, Никас. Абсолютно уверена! Нужно только ждать. Набраться терпения и ждать. Кстати, ты не думал обратиться в милицию?